Трое - страница 6

Слишком поздно.

Дождь все же прошел мимо, едва зацепив краем. На горизонте полыхали зарницы и зловеще рокотало еще почти час. Когда утих ветер, я спустилась и вышла на улицу. Сидела на крыльце с чашкой чая и наслаждалась душистым, густым вечерним воздухом. Краем глаза подметила, как зажегся свет в Аниной комнате, потом на крыльце ее дома.

В буйной траве у калитки яростно стрекотали кузнечики. Вдалеке ветер шумел в кронах старых тополей, темными стражами охраняющих горизонт с востока. Скрипнула калитка и, спустя мгновение, из тени показалась высокая фигура. Никита молча сел рядом, прислонил гитару к столбикам крыльца и, уперев локти в колени, уставился на свои кеды.

Чай внезапно стал горьким, и я отставила кружку в сторону.

– Привет, - сказала я в темноту.

Он кивнул и потер лицо, избегая встречаться со мной взглядом. Такой чужой.

Я помню, как мы лежали на полу, читали комиксы и предавали по кругу пакет с лакричными конфетами, звуки смеха и глупые, детские шутки. Как Никита учил меня кататься на скейте, а у меня не получалось. Как от него пахло коричным печеньем в детстве, и как это волнительно, что сейчас он пахнет мятой и тайнами. Помню, как Аня вплетала мне ленты к косы и говорила, что я самая красивая девочка на свете, но только после нее. Теплые, крепкие объятья ее изящных рук.

Без них двоих я себя совсем не знаю.

– Слушай, - начал он тихим, измученным голосом, от которого у меня скрутило внутренности и замерло сердце. – Мне надо тебе кое-что сказать. Я хочу… точнее, мне надо… Вот же блин!

Никто не виноват, что меня угораздило влюбится в лучшего друга. Никто не виноват, что с ними двумя случилось тоже самое. Мне осталось решить, стоит ли наша дружба моего разбитого сердца. Прямо сейчас.

– Я знаю, - мы оба вздрогнули от звука моего голоса. Никита выпрямился и устремил на меня недоверчивый взгляд. Синие угли на бледном лице. Теперь он, не мигая, смотрел мне в прямо в глаза. – Прости, так уж вышло, что я вас видела. Я не хотела.

– Нет, подожди… - его рука легла на мою коленку. Он всем телом подался вперед и, с непонятной смесью недоумения и отчаянья, вглядывался в мое лицо, словно ища чего-то и не находя.

– Все в порядке, - я накрыла его теплую ладонь своей холодной. Он озадаченно посмотрел на наши сплетенный пальцы. – Я за вас рада. Правда.

Почти правда. И я даже улыбнулась, чем, похоже, удивила обоих. Когда я обняла его, Никита вздрогнул, а мышцы на его спине казались жестче досок крыльца.

– Прости, что вела себя как полная идиотка с самого начала лета. Я, правда, не знаю что со мной было.

Казалось, прошла вечность, пока он обнял меня в ответ, и я смогла наконец выдохнуть. С того момента все вернулось на круги своя, и уже никогда не было как прежде. Мы уже никогда небыли прежними.

7.

Каждое лето, с тех пор как Никите исполнилось шестнадцать, на время каникул он уезжал в деревню, на заработки, и всегда возвращался на пару сантиметров выше, с отросшими, выбеленными солнцем, волосами и темный от загара. Платили мало, но он говорил, что там его окружали только поля, стога сена и облака в просвете тонкой листвы. На короткий период времени он переставал быть мальчиком, которого бил отчим.

Мы часто созванивались, но редко говорили о чем-то серьезном. И никогда не упоминали Аню.

После случая с машиной, Александр больше ни разу не поднял руку на пасынка, но урон уже был нанесен. Никита взрослел, по-прежнему оставаясь молчаливым и замкнутым, недоверчиво-осторожным в отношении окружающего мира. Девочки в школе считали его угрюмую натуру весьма интересной. Он вел себя так, словно ему нет дела до мнения окружающих, что только добавляло его образу таинственности и шарма. И, да - он хорошел.

В шестнадцать старший брат его одноклассника сделал ему первую татуировку, (к выпускному классу их было уже пять). Он все чаще дрался, завел друзей среди ребят со слишком длинными волосами, громкими голосами и резковатыми шутками. С ними же впервые напился, отмечая свое семнадцатилетние, и потом два дня ходил больной и бледный.

В старшей школе у него появились друзья среди парней, я же стала чаще общаться со своей двоюродной сестрой и девочками из класса. Наши пятничные вечера вернулись, но стали реже, и теперь диван мы делили только с Аней. Никита садился на пол, разделяя наши колени своей спиной. Аня лениво перебирала его волосы, а я сосредоточенно жевала попкорн. Сухой, похожий на пенопласт, он застревал в горле и тяжелыми комьями скользил в желудок.