Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец - страница 10
Вовка снял очки и как-то подозрительно тер глаза. Лицо Галки излучало доброту. Мишка свесился с верхних нар, пытаясь поймать взгляд капитана.
— Легковерная, оказывается, вы публика, — сказал капитан. — Стоило сплетню пустить, и вы уже носы повесили… — Капитан улыбнулся, — Если бы мы были такими легковерными, когда дрались под Вязьмой, мы бы не устояли. Немцы нам кричат, что мы окружены, а мы деремся. Друга моего Петра тяжело ранило. Как пить просил: «Глоток дайте!» В блиндаже ни капли воды не было. Немцы в атаку на нас прут со всех сторон, а мы отбиваемся. И все-таки подоспели наши. И Петра спасти удалось.
Капитан курил, а наше пылкое воображение рисовало блиндаж, раненого Петра, немцев, идущих в атаку.
— Подлечусь — и снова на фронт. Я с ними за Петра рассчитаюсь. — Слова капитана становились все более гневными. — Я сплю и вижу их, гадов. И тут, в тылу, не задержусь. Фронт — святое дело! Люди там по большому счету проверяются.
«А мы едем в Сибирь, — подумал я, — в другую сторону. Зачем едем? Да можно ли сейчас учиться, если на фронте люди кровь проливают! Бежать надо!» Эта мысль мелькнула в голове случайно, но тут же стала главной. Ну конечно, бежать на фронт. Как же это я раньше не сообразил! Какое мы имеем право ехать в тыл, если сейчас решается судьба Родины, если люди по большому счету проверяются!
Я хотел тут же толкнуть в бок Вовку, Женьку, Мишку.
— Наверное, вам пора спать, — сказал капитан.
— Ложитесь на мое место, товарищ капитан, — выпалил я.
— Могу и сидя поспать. К окопной жизни привычен.
Я не сдавался:
— Мне надоело лежать, честное слово, бока болят.
— Если так уговариваешь, — капитан хлопнул меня по плечу, — тогда лягу.
Капитан полез на верхние нары, держась правой рукой за перекладину.
— А ты что это в Сибирь в таких легких ботиночках едешь? — спросил капитан, взглянув на мои ноги.
— Он валенки в карты проиграл, — сказал Женька, как будто я его уполномочивал.
— Дела… — протянул капитан. — По виду не скажешь, что картежник.
— Он не картежник. Все мы играли, — заступился за меня Вовка. — Хотели в очко на щелчки, а Максимыч предложил на деньги и обыграл нас.
— Слушай, мужик, тебе не стыдно маленьких обыгрывать?
— «Маленькие»! — усмехнулся Максимыч. — На них пахать можно.
— Отдай валенки, — сказал капитан, укладывая под голову шинель.
— Это как же так понять? «Отдай»! Пусть деньги заплатит, тогда и отдам. Сто целковых на земле не валяются Да к тому же ребят сызмальства надо к чести приучать. Проиграл — плати.
— Да какая же это честь! — крикнул капитан и перестал укладывать шинель. — У мальчишки валенки отнимать честью называешь. Так фашисты на войне поступают.
— Это нехорошо, товарищ капитан, оскорблять старого человека. На то у вас права нет.
— Я тебе покажу «нехорошо», — сказал капитан и стал спускаться с верхних нар.
Капитан подошел к Максимычу и взял его здоровой рукой за грудь.
— Да вы не очень… — произнес Максимыч и перекрестился.
Потом он развязал мешок и вынул валенки.
Капитан бросил мне валенки и сказал:
— Здоровые парни, а за себя постоять не можете. Вы думаете, там, в Сибири, за вами няньки ходить будут?
Капитан залез на верхние нары и лег.
В вагоне стало тихо. Никто не осмеливался говорить. Стучали колеса, и металась из стороны в сторону керосиновая лампа, разбрасывая по вагону желтоватый свет.
Я видел, как улеглись ребята. Только я, Галка и Вовка по-прежнему сидели на краю верхних нар.
Мы сидели и смотрели на «буржуйку». Пламенел ее чугун. В некоторых местах он был розовый, каким бывает небо на рассвете, в других? — темно-красным.
В голове по-прежнему крепко держалась мысль: «Бежать!» Мне казалось, что капитан как-то по-особенному смотрел на меня, когда говорил: «Здоровые парни, а за себя постоять не можете!» Как будто он говорил не о валенках, а о чем-то более значительном.
— Повезло тебе, Коля, — шепнула Галка. — Если бы не капитан, не видать тебе валенок.
— Конечно, повезло, — поддакнул я, — такого капитана встретил.
— Видно сразу, что фронтовик, — негромко сказал Вовка.
— Он-то настоящий фронтовик, а мы сопляки, трусы: в Сибирь с тетрадочками едем.