Тропа Самагира - страница 8

Вдруг Оська слышит чьи-то легкие шаги. Отскочил в сторону от костра, сел на пень и приготовился встретить недруга. Ущербный месяц хорошо освещает деревянную накладку мушки. Приложился к прикладу и пробует взять на прицел темный пень.

«Подходи, подходи, собака, уж не промахнусь», — подумал Оська.

Шаги затихли совсем.

«Поджидает своих… боится один-то…» — Иди, не бойсь, — тихонько, даже ласково зовет Оська, а руки еще крепче сжимают винтовку.

По крутому склону черной горы раздалась частая дробь копыт. Оська облегченно вздохнул, незлобно ругнул зверя.

Чтобы подбодриться, Оська напился чаю. Закурил. Никак не уходит дума о вчерашней встрече.

Почему стрелял тот щенок? — спрашивает Оська у костра. «А все-таки не везет мне. Пошто гневишься на меня, Горный Хозяин? Смекаешь, как бы доконать Одинокого Волка, да?» — лезут в голову тревожные вопросы.

Лицо Самагира стало угрюмым. Он вспомнил старого деда Агдыра, который внушал ему безропотное преклонение перед Горным Хозяином и другими лесными духами, перед шаманом. Упаси бог ослушаться белого царя и его шуленгов. Все они слуги великого божества Мани, который живет на Верхней Земле.

Перед Оськой всплыло темное морщинистое лицо деда Агдыра. Узенькие слезящиеся глаза ласково смотрят на внука. Оське слышится ломкий, надтреснутый голос. Пережевывая беззубым ртом слова, старик медленно рассказывает маленькому Оське чудесные сказки о далеком прошлом великого рода Самагиров. А однажды рассказал, как на землю их предков напали воины Чингис-хана. Вот было побоище! После жестокой битвы мудрые старики подсчитали оставшихся в живых сородичей и — куда денешься? — решили платить ясак пришельцам: надо же как-то сохранить свой род… Монголы согласились, потому что им тоже война стоила немало жизней. Долго платили ясак наши предки черными соболями и другой мягкой рухлядью. Но потом пришли воины белого царя, а с ними торговый люд и волосатые шаманы бога Исы. Легче не стало: каждый старался ободрать лесного человека, обмануть. Годы уплывали, как воды Малютки-Марикан в море, а тунгусу все не было легче. Царю плати, купцу плати. Скорей у Байкала дно достанешь, чем дождешься, когда придет конец этим долгам. Да еще шаманы свое требуют… Шуленге дай… Всем дай! Дай! Дай! Не дашь, силой возьмут, обманом отберут… Голышом пустят по тайге… Сдохнешь…

Морщинистое, с реденькой бородкой лицо деда Агдыра постепенно расплылось и исчезло в дыму костра. Только остались и обжигают каленым железом Оськино сердце последние слова деда Агдыра: «Отберут… обманут… голышом пустят по тайге… Сдохнешь…»

Самагир вдруг словно взбесился: вскочил на колоду, выпалил в звездное небо и заревел раненым зверем.

— Сука ты, царь! Зачем отобрал Малютку-Марикан? Кто отдаст мне мою Малютку-Марикан?! Кто?! Скажи, кто?!

Оська вроде совсем ума рехнулся, долго не мог очухаться. Наконец огляделся кругом, прищемил ногтями ухо. Больно. «Значит, еще живу на грешной земле, реву с горя голодным медведем». Взглянул на небо.

— Скоро родится новый день, — сказал Оська вслух. Подвесил огонь и подвинул на тагане котел с чаем. Настрогал сырого мяса, поел сочной строганины, приободрился. «Ничего, промну себе Новую Тропу. Промну. И жена будет и дети будут. Будет жизнь… И буду я хозяином новой тайги».

— Слышь, господин огонь, разве тунгус не ладно думает? — подкармливая костер толстыми поленьями, спрашивает Оська.

«Сколько же людей на этой гриве? — подумал он. — Уйти так, — скажут, что спужался сосунка».

Самагир старательно прочистил ружье. Зарядил самодельными пулями пустые гильзы.

— Спытают, сволочи, Антохино ружье. Узнают черные мыши, как оно бьет! — грозился Самагир.

Спрятав понягу и лыжи в задымленной пещере, Оська отправился к месту вчерашней встречи.

Саженей через двести он увидел соктоя. Зверь сделал огромный прыжок и скрылся в кедраче.

— Злой дух гонял тебя ночью… Зачем меня пужал! — ругает Оська оленя.

Самагир идет своим вчерашним следом. Ствол берданки хищно смотрит вперед. Снова, как и вчера, заныло сердце.

— Это от безлюдья. Ищи, волк, стаю… Худо одному, — говорит себе Оська.

Потянуло к гриве, где курчавился дымок. Там люди. По ближней поляне разбрелись коровы, которых сгонял на водопой вчерашний пастушонок.