Тропинки в волшебный мир - страница 13

стр.

— Не! Мамка сама пустила. Я уговорил ее. Ведь интересно посмотреть, как вы будете пчел вынимать.

— Интересно-то интересно, а не боялся один-то лесом идти? — спросил явно удивленный появлением Вани дед Афанасий.

— А кого мне бояться? Ведь светло еще…

— А вдруг волчишка бы встретил?

— Теперь не зима, — вступился за Ваню дед Никита, — какие теперь волчишки. Сейчас их захочешь, да не увидишь.

В лес пошли далеко до заката солнца.

— Там все засветло надо приготовить, — говорил дед Никита. — В темноте-то дров на костер не наберешь.

Шли молча. Тяжело нагруженным было не до разговоров. Дед Афанасий, согнувшись в три погибели, волочил лестницу. Ваня Курочкин — роевню и корзину с гнилушками. Дед Никита был тоже нагружен достаточно.

Добравшись до места, сели отдохнуть. Дед Никита, набив свою трубочку, стал ходить вокруг липы, что-то прикидывая в уме. Афанасий растянулся на молодой травке и, потягиваясь, восхищался:

— Хорошо-то как!

— Это верно, что хорошо, — согласился с ним дед Никита, — только отдыхать-то нам, други, некогда. Эту семейку взять мудрено. Главное, липу губить нельзя.

Немного отдохнув, взялись за дело. Ваня пошел собирать валежник для костра, а старики принялись за пчел.

Дед Никита развел дымарь, надел на лицо сетку и полез по лестнице к щели, служившей пчелам летком.

Обычно на пасеке, стоит только пчеловоду пустить в леток улья несколько клубов дыма, как пчелы успокаиваются и меньше жалят. Происходит это вот почему. В давние времена, когда пчелы жили в дуплах деревьев, их очень губили лесные пожары. У пчел выработался инстинкт: малейший запах дыма считать стихийным бедствием. Сразу же, как только появится в улье дым, пчелы бросаются к своим медовым запасам и набирают полные медовые зобики меду. Этого запасу им хватает дней на десять. Это связано с тем, что, дескать, если улей сгорит, то с запасом меда можно лететь всей семьей куда угодно и устроиться на новом месте. Когда пчелы наберут полные зобики меда — им трудно, почти невозможно жалить. Ведь чтобы кого-нибудь ужалить, пчеле нужно согнуть брюшко, а переполненный медовый зобик не позволяет ей это сделать. На этой биологической особенности построена работа пчеловода. Когда ему нужно посмотреть улей, он, прежде чем открыть крышку улья, сначала пускает в леток несколько клубов дыма, а потом уж спокойно разбирает гнездо.

Так решил поступить дед Никита и здесь, но сильно просчитался. Если одомашненные пчелы почти ежедневно встречаются с дымом и древний инстинкт у них не только не погас, а, наоборот, закрепился, то у дикарей он почти пропал. Ведь лесные пожары в наше время — не такое уж частое явление, особенно в средней полосе России. Да если иногда и случится пожар, то не всегда он пройдет именно там, где живут пчелы. Поэтому дикари совершенно отвыкли от дыма, и когда дед Никита пустил в щель несколько клубов, то дым не только не вызвал у дикарей панического страха, как при пожаре, а, наоборот, лишь раздразнил их. Вместо того чтобы броситься к медовым запасам, дикари набросились на старика. Они ожесточенно жалили деда Никиту в руки, забивались под одежду. Пришлось ретироваться. Старик сбросил на землю дымарь, а вслед за ним и сам кубарем скатился в траву. Но дикари не оставили его и на земле. Ежась, словно от ожогов, дед Никита побежал кустарником дальше в лес, отмахиваясь от наседавших на него пчел.

За вечер старик еще раза три пробовал подобраться к пчелам, но они всякий раз ловко «ссаживали» его, едва он достигал гнезда.

— Придется ждать ночи, — вытирая со лба пот, сказал он, устало опускаясь на землю. — Запаливай, Ванятка, костер!

Где-то за озером опустилось солнце. По лощинам поплыл белесый туман. На лес опускались сумерки. В ближнем осиннике звонко переговаривались дрозды, укладываясь на ночь. Недалеко над прошлогодней порубкой протянул первый вальдшнеп. Пчеловоды вслушивались в замирающие звуки леса и нетерпеливо ждали ночи.

— А что нам даст ночь? — вдруг ни с того, ни с сего, спросил дед Афанасий. — Засветло не сумели взять, а в темноте разве их возьмешь?

— Возьмем! — уверенно заявил дед Никита. — Похолодает ночью, пчела смирнее будет. Да и темно ночью, не видно, кого жалить…