Тропинки в загадочный мир - страница 89

стр.

На поднятую сороками шумиху с окрестных скал слетелось множество галок. Они черным полчищем расселись вокруг скалы, покричали, и на этом вся их храбрость прошла. Стоило филину пошевелиться, повернуть голову, защелкать клювом, как многочисленное «войско», тесня друг друга, отступало назад. Успокоившись, они вновь неуверенно приближались к укрытию грозного хозяина ночи. Вскоре одна за другой галки стали разлетаться и от сотенного сборища остались лишь две-три любопытных галки. Поугомонились и сороки, но осады не снимали.

Филину, видимо, уже порядком надоело столь шумное соседство, и он, сорвавшись со скалы, медленно махая крыльями, полетел вдоль склона. Сороки пришли в неистовство. Всполошились и галки. Черной тучей помчались они в погоню. Было ясно, что пока длится день, ночному разбойнику они не дадут покоя.

Ночные охотники

Августовская ночь опустилась незаметно, наполнив маркакольскую тайгу темнотой и тишиной. По заросшей лесной дороге я вышел к роднику, вытекающему из густых тальников и заполнившему студеной водой придорожную выбоину. Яркая луна через вершины лиственниц высвечивала уголок этой лужи. Проходя мимо, я присел отдохнуть около воды и мельком заметил скользнувшую над ней тень, которая чуть не коснулась моего лица. Я даже несколько раз попробовал схватить ночной призрак. Не сразу понял, с кем имею дело, но вскоре узнал летучую мышь. Она то бесшумно летала над самой водой, схватывая невидимых мне насекомых, то исчезала и вновь проносилась мимо меня.

Я уже собрался уходить, как вдруг заметил проплывший над дорогой силуэт ушастой совы. Ее тоже, видно, привлекла освещенная лужица. Я на миг потерял ее из виду. В этот момент вновь запорхала летучая мышь, и тотчас из тальников появилась сова. Ее крылатая тень проплыла в лунном зеркальце, раздался писк летучей мыши — и все стихло. Произошло это так моментально, что даже не удалось рассмотреть толком происшедшее. А вскоре в темном лесу оживленно запищали птенцы, выпрашивающие корм...

Сорочий враг

Октябрьский день в предгорьях Алтая был серый, тихий, с мглистым и низким небом. Рощи в эту пору кажутся пустынными и чуткими к каждому звуку. Бреду тропой в пойме Иртыша, подминая ногами опавшие листья.

Впереди в молоденьком березнячке уже давно слышу громкую стрекотню сорок — верный признак того, что там что-то происходит. Направляюсь туда. На тополе собралось пять сорок. Они стрекочут без умолку, прыгают с ветки на ветку, посматривая вниз. С разных сторон на подмогу им слетаются их сородичи.

А внизу, на земле, усыпанной желтой листвой, неподвижно сидит сова — длиннохвостая неясыть, заклятый враг сорок. Сова симпатична: оперение серое, с черноватыми продольными полосками, а «личико», словно в маске, тоже серенькое, с выделяющимися на нем узкими темными глазами и приплюснутым желтым клювом.

Заметив меня, неясыть настороженно завертела головой и улетела в соседние заросли. А в лапах она унесла... сороку, оставив на месте, где сидела, кучку сорочьих перьев.

Однако белобокие сразу слетелись к тому месту, где вновь села сова, и подняли такую шумиху, словно началась ожесточенная пулеметная перестрелка. Хищница же, игнорируя их, прикрыла глаза и будто задремала, а сама нет-нет да глянет на неугомонных сорок через узкую щелку глаз. А сороки прыгают по веткам, сбивая остатки последней листвы, отчаянно «рвут» глотки, а приблизиться боятся. Лишь самые отважные временами пролетают низко над совой. Неясыть при этом приходит в себя, сердито поворачивает голову, жмурится и вновь впадает в дремоту. Сороки же трясутся от неистовства, ненависти и страха перед своим врагом.

Уже темнело, когда я снова проходил мимо этого места. На кустах, по-прежнему вздергивая длинными хвостами, караулило неясыть несколько сорок. Многие из них уже докричались «до хрипоты», а большинство разлетелось. Наступала ночь— покровительница сов.

Навозники

Солнце уже клонилось за пустынные увалы, когда я возвращался к экспедиционному лагерю берегом речушки Орта-Теректы, стекающей с горных отрогов Южного Алтая. Неожиданно среди несмолкаемой стрекотни цикад послышалось нарастающее жужжание — и тотчас я получил хлесткий шлепок по щеке. К моим ногам упал черный жук. Им оказался крупный экземпляр навозника-гимноплевра, сородича знаменитого священного скарабея. Жук смешно шевелил усиками и, видимо, еще не пришел в себя от непредвиденного тарана. А мимо, как шальные пули, проносились другие навозники.