Тропой разведчика - страница 9
Не испугались солдаты угроз, набрали картофеля и другим «склад» показали. Рассвирепел старик, написал «прошение» и отдал его генералу, заехавшему на другой день в село.
«Чрезвычайное происшествие» в воинской роте дорасследовали сами жители села. Они постановили забрать колхозный картофель у человека, который помогал фашистским оккупантам.
…Позже поймет Сергей Матыжонок, что сделал для него Борис Федорович Решетняк — его первый военный политический руководитель. Это произойдет в Москве, на параде Победы.
— Гы герой, Матыжонок! Я так и знал. А ведь тебя могли тогда осудить. За картошку, помнишь?
И недалеко от Красной площади разошлись два человека. Остро ощутил Матыжонок, что не испытать ему величественных, безгранично счастливых солдатских минут, если бы не этот человек, подтянутый и стройный, торопливо уходивший к своему подразделению. Понял, кто помог ему сделать первый шаг по трудной солдатской дороге.
А тогда… Зашел Сергей Матыжонок в ленинскую землянку, сказал политруку, что подобного больше не допустит, и, заморгав глазами, отвернулся в сторону: хотелось заплакать.
— Ничего, Матыжонок, — ответил политрук. — Забудь об этом… Мы интересное дело затеваем. Хочешь сходить на охоту?
Я ДУМАЛ, ЧТО ТЫ КОМАНДИР…
Командир штурмового отряда старший сержант Тарасевич оглядел явившегося к нему молодого солдата и опять задал вопрос, который Сергей уже не раз слышал:
— Что умеешь делать?
— Знаю пулемет.
— Станковый?
— И ручной знаю. Сам его откопал… Из автомата стрелять научился.
— Еще?
— Следы умею распутывать. Из винтовки на триста метров не промахнусь. Немецкие мины изучали…
— Еще?
— Ползти, подкрадываться…
— Проверим, — заключил Тарасевич. — Отличишься — закрепим у нас. Струсишь — выгоним. Будешь пока помощником пулеметчика. Сейчас мы готовимся штурмовать немецкий блиндаж, брать «языка». Это твой экзамен.
— Понятно, товарищ старший сержант.
Понравился Сергею Матыжонку его новый командир. Он действовал решительно, отдавал четкие, немногословные приказания.
На учебном поле Сергей разговорился с молодым солдатом — смуглолицым парнем с раскосыми искрящимися глазами. К нему все время с веселым смехом обращались товарищи:
— А ну расскажи, Ахмет, как ты у немцев чай пил!
Тяжелое испытание выпало на долю татарина Ахмета Мухамеджанова. Однажды ночью гитлеровцы совершили налет на первую траншею, напали на Мухамеджанова, оглушили его, связали и притащили в свой блиндаж. Сразу же начался допрос, который вел немецкий обер-лейтенант, владевший русским языком.
— Кто у вас командир полка? — начал задавать он вопросы. — Когда сюда прибыли, кого сменили?
Ахмет прикинулся простачком, не понимающим русского языка. Крутил головой, улыбался, бормотал по-татарски, по-армянски, по-грузински все, что только знал на этих языках. Даже ругался.
— Сколько у вас орудий? — сыпались вопросы. — Где стоят пулеметы? Каково настроение солдат?
Непонятные ответы не остановили офицера. Он достал карту переднего края обороны наших войск и стал показывать солдату значки, штрихи, стрелки, кружочки.
— Якши, йок, саксынбай, — бормотал Мухамеджанов и разводил руками.
Посыпались удары. Вначале Ахмета бил обер-лейтенант, а потом сидевшие в блиндаже немецкие разведчики. Один из солдат, худой, рыжий, носком сапога выбил Мухамеджанову зубы. Ничего не добились враги. Мухамеджанова бросили в погреб, а днем опять вызвали на допрос.
— Азербайджан? Узбек? Таджик? — задавал вопрос новый переводчик. — Кавказ? Грузия?
— Казбек, Казбек, — кивал головой Ахмет и жестикулировал руками, показывая, что живет в горах.
Много народностей на Кавказе, не нашлось у немцев переводчика. Офицеры посовещались. На столике оказались сыр, колбаса, какао. С нарочитой жадностью набросился Ахмет на закуску, громко чавкал, улыбался. Когда наступил вечер, его куда-то повели.
Ровно в полночь наши солдаты, сидевшие в первой траншее, услышали громкий, издевательски-насмешливый голос немецкой радиоустановки.
— Эй, рус! Возьми своего Казбека. Дурак не нужна…
Увидели солдаты, что кто-то шел к нашим позициям, осветили местность ракетами. Избитый, опухший, упал Мухамеджанов на бруствер своей траншеи. А когда вернулся из санроты, стал рассказывать товарищам, как били его на допросе немцы, как «поили чаем». Гневно сверкали глаза молодого солдата.