Тропы Алтая - страница 82
Ей всегда казалось, что чем сильнее у человека мысль, тем больше он чувствует себя.
А должно быть, не так. Должно быть, она не знала до сих пор, что можно достигнуть чего-то и в мыслях, и в каком-то деле, когда твое «это» дремлет, когда ты его покоряешь, оттесняешь куда-то в сторону.
И на другой и еще на следующий день было так же: она надолго и неожиданно просто забыла о себе. Работала до изнеможения, а себя не чувствовала.
А кончилось это смешно. Для нее, наверное, это не могло кончиться иначе — она не заметила, как натерла огромную мозоль на ноге, нога покраснела, распухла. Еще в лагере, на планерке, она в шутку пригрозила Андрею: «Нарочно натру себе в маршруте мозоль, и ты будешь нянчиться со мной! Будешь водить меня по лесу под ручку, а я буду виснуть у тебя на шее!» И вот случилось на самом деле. Они пришли к избушке лесника и пасечника, заночевали. Андрей, должно быть, уже давно, с рассветом, в лесу. Плащ, на котором он спал, свернут трубкой и лежит в углу, а она всем телом ощущает уют кровати и прячется от солнца под тоненьким одеяльцем. Когда-то, должно быть, одеяльце было красным, но после многих стирок стало едва розовым.
Что же все-таки случилось ночью? Может быть, это о работе она думала во сне? Бонитет, типы леса, подрост, ярусность, растительные сообщества ее тревожили всю ночь, а потом разбудили?
Засмеялась: ладно, она согласна с тем, что работа могла ее занять на несколько дней, могла спасти ее от одиночества, которое прежде она всегда испытывала в лесу, но чтобы еще и ночью обо всяких там бонитетах думать, тревожиться — дудки! Такого с нею случиться не может! Она себя как-никак знает!
Что же тревожило ее?
Почему Андрей не обращает на нее никакого внимания? Ни малейшего!
Сегодня это для нее не важно. Рита вернется в лагерь, а тогда она и Реутский скажут всем, кто они друг для друга. Не все ли равно тогда будет, обращал на нее внимание Андрей или не обращал? И весь маршрут она тоже, как только вернется, сразу же выбросит из своей памяти, со всеми его страхами и тревогами.
А все-таки? Неужели она для Андрея — нуль?
Трудно представить себя нулем! Даже спокойного отношения в себе она никогда ни от кого не ждала, ей казалось — ею все должны увлекаться, а если кто не увлекается, тот ненавидит. Ненавидит за то, что боится ею увлечься. Но вот она стала нулем!
Еще — «кукла». Андрей про себя обязательно ее так называл. Может быть, «пучеглазая кукла». Потом «свинкс», обезьяна пино-пино! Как это противно — понять, что человек так о тебе думает, в то время как ты до смерти его боялась! Хотя нулю ведь нечего бояться! Ему ничто не страшно, ему никто ничего не может сделать? Никто не угрожает?! Ужас — лежать ночью на кедровых ветвях, прогретых костром, рядом с человеком, который вот так о тебе подумал, а потом взял и спокойно уснул! Наплевать ему на тебя, он вообще никак не хочет о тебе думать, даже очень плохо! Потому что для него ты — нуль!
И это не всё: они вернутся в лагерь, и все увидят, что Андрей еще больше к ней равнодушен, чем раньше, что он действительно ее презирает. Рязанцев первый это поймет и улыбнется. Для него все равно, что понять, лишь бы понять, а потом улыбнуться. Лопарев увидит, крякнет, словно скажет: «Ясно!» Онежка увидит и приласкает ее. Она-то знает, как Рита всегда отзывалась об Андрюше! Реутский увидит… «Напрасно я боялся отпускать ее с Андреем! Это только мне она сумела вскружить голову, Андрюха ухом не повел!»
Нет, обязательно надо возненавидеть этого парня и вернуться в лагерь врагами! А тогда — квиты! Чего-то не хватает для настоящей, лютой ненависти к нему… Нуль!
Но вот вчера она уснула в избе пасечника с каким-то добрым, радостным чувством и от этого же чувства проснулась сегодня. Что же было?
Подумала: нужно уметь дорожить радостными чувствами, если они к тебе приходят. Убеждала себя: «Не виноват тот, к кому радость не приходит, виноват — кто сам проходит мимо радостей! Тебе хорошо — радуйся, и все! Может быть ни от чего хорошо! Неужели это нужно — обязательно домогаться у себя самой, почему тебе хорошо? Старательно портить себе жизнь? Радостно — и все! Может быть, от яркого солнца радостно, а может быть, и от самой себя…»