Тройка неразлучных, или Мы, трое чудаков - страница 15

Оказывается, в холодильнике у нее был припасен превосходный холодный пудинг.

— Только вот мы опять перемажем тебе все тарелки, — огорчилась Данка.

— Вот и прекрасно. Значит, у вас снова появится предлог прийти ко мне, чтоб их вымыть.

Дети одеваются в прихожей. Им еще не хочется домой, но уже мучает совесть. Пани Файтова, конечно, уже ушла, и на сей раз они не помогли маме пережить ее визит. Потом у них такое чувство, что, пожалуй, возвращаться им еще рановато. Почему-то им кажется, что тетя уже не вернется к начатому детективу. Скорее всего, закурит сигарету и будет думать о вещах, о которых лучше не вспоминать, а забыть. Но разумеется, не о том, как они с мамой прятали шапку в портфель…

— Тетя, серьезно, было бы гораздо лучше, если бы ты переселилась к нам.

— И могла бы напоминать маме про ее шапку, — добавляет Пип. — Мы тоже не хотим их носить… Если бы ты ей объяснила…

— Лучше не надо, Пип. По-моему, у меня уже нет никакого права кому бы то ни было объяснять, как себя вести. Всякому — свое. Разные люди по-разному смотрят на вещи, понимаешь?

— Но пятнадцать градусов выше нуля — это ведь для всех одинаково или нет?

— Я понимаю. — Тетя ободряюще улыбается Пипу.

Дети машут ей. Конечно, она не варит кофе и не читает детектив. Стоит у окна и смотрит им вслед.

— Пип! — вдруг окликает она мальчика, хотя ребята почти свернули за угол.

Все трое оборачиваются.

— Я напомню маме про шапку! — кричит она ему и исчезает.

— Я так и знал, — говорит Пип.

Вы, наверное, когда-нибудь слышали о реке Стикс, через которую переправляли мертвых. Выйдя на другом ее берегу, они уже ни о чем не помнили. Вот я и думаю, что такая же река забвения разделила шапочку мамы и шапочку Пипа. Истории этих шапочек очень похожи, правда? Но мама о своей шапочке уже ничего не помнит. Вам не кажется, что и с нами когда-нибудь тоже произойдет нечто подобное? Что и мы забудем обо всем, пережитом сейчас, а запомним только деление, умножение и всякую ерунду? Потому что именно это обычно застревает в памяти взрослых. А о самом главном они забывают. Как будто кто-то провез их по реке Стикс или как будто она сама разлилась в них, поделив сознание на две половины, одна из которых не признает другую. Когда это случается, как на ваш взгляд? Когда человек идет на первое свидание? Или когда ему исполняется двадцать лет? Или же когда завершается определенная историческая эпоха? Я знаю, история — это непрерывный процесс. Но вы слышали, о чем нам рассказывала тетя. Иногда исторические события развиваются слишком бурно; порой они замедляют свой ход, а иногда снова разыгрываются вовсю, и в души людей вселяется страх. Особенно если у них дети. Потому что в такие времена с ними может стрястись что угодно. Да, правда. Может. Тогда люди забывают обо всем. Реку забвения, видимо, никак не обойти. Возможно, именно ради детей каждый должен ее одолеть. Вы заметили, что тетя о каких-то вещах помнит больше, чем наша мама? Для тети реки забвения не существует, потому что у нее нету детей. А я вот хотела бы, чтоб у меня были дети, но чтоб я ничего не забывала о детстве. Может, для этого достаточно записать свои мысли? Хотя бы самые главные? И не забывать перекладывать листок с записями мыслей из старой юбки в новую.

Когда-нибудь, находясь на ином берегу, я отыщу свой листок в кармане и напомню себе, что: 1) неважно, если надует в уши, потому что ушам легче выдержать порывы ветра, чем обидные насмешки (поэтому взрослым не стоит настаивать весной, чтоб дети надевали теплые шапки); 2) очень важно самому попробовать преодолеть то, чего ты страшишься, иначе этот страх останется на всю жизнь и будет стыдно, что ты даже не попытался себя перебороть (конечно, не стоит настаивать на том, чтоб дети непременно сторонились участия в исторических событиях!).

Но вот это последнее условие невыразимо тяжело выполнить. Так что об этом я, может, и забуду, даже если запишу на листке.

— Ярда у директрисы, — сообщает Анежка. — Беранкова обещала, что велик будет найден.