Трудная година - страница 9

Старуха гладила ее пышные темно-каштановые волосы сухой, горячей рукой.

— Я просила его, он скоро придет. Ах, Верочка, какое горе свалилось на наши головы. Вы молодая, вы не помни­те. А я помню те времена, когда устраивались погромы... Кажется, это было так давно, отошло в небытие. Жили мы мирно, в согласии, счастливо, всем места хватало. А те­перь... теперь снова придет такое, когда людей поделят на чистых и нечистых, на достойных и недостойных... под немецкий сапог попадем не только мы, евреи, но и вы... «Вход запрещен!»

Вдруг рука перестала гладить волосы и над Вериным ухом зашелестела бумага. Вера подняла голову — старуха держала цветную репродукцию, которая вчера вызвала такую бурную сцену. Сталин и Ворошилов идут по Кремлю!

— Я спрятала это от них... от родного брата... здесь, на сердце... Это то, чем жили и Борис, и Миррочка, и вы, и я, старуха... К нам придут на помощь, Вера Васильевна, но дождемся ли мы этого второго воскресения? Хватит ли у нас силы пройти через все испытания?.. Вот мой брат,— продолжала она после тяжелой, глубокой паузы,— млад­ший... Он уже растерялся. Вместо того чтобы убежать, он пошел к ним на службу. Сам пошел! Не по принуждению, Верочка, а из-за малодушия. Я же вижу его насквозь. Он мне твердит — культурная нация. А что они сделали с ев­реями в своей Германии? Где они — писатели и ученые, прославившие Германию? А с нами...

За дверью послышались шаги. Старуха торопливо спря­тала на груди репродукцию. Вера встала. В комнату во­шел Лазарь Шац. Невысокий ростом, краснолицый, черня­вый, старательно выбритый, чисто одетый. Обыкновенный человек... Но в черных глазах его, когда глянул на Веру, было что-то такое, что вызвало неопределенное желание — и пристыдить его, и пожалеть.

— Не смотри так, Лазарь,— сказала сестра.— Это на­ша соседка, жена Наума Штарка. Вы не знакомы, потому что ты не бывал у нас... Только опасность заставила тебя вспомнить про родных... Ну, что Мирра?

Лазарь отвел глаза от Веры.

— Твоя Мирра, Роза... А разве у вас никогда не болели зубы? — вдруг спросил он у Веры.

Стало даже смешно.

— Никогда.

— Д-а! Вот поэтому мы и не встречались, но вас я знаю...

— Вчера вечером мы познакомились здесь, в этом до­ме,— сказала Вера и вышла из комнаты.

Старуха Шац крикнула ей вдогонку:

— Приходите ночевать, Верочка, я ж одна и вы...

Вера переоделась. Только после того как она сменила платье, жгучее прикосновение пальцев к ее плечу переста­ло мучить. Она взялась прибирать квартиру, которая за эти два месяца приобрела нежилой вид. Вытерла пыль, подоставала из шкафа всякие вещи, некогда украшавшие эту уютную квартиру: салфетки, вазы, статуэтки. Маши­нально, без всякой определенной цели, подошла к столику, на котором стоял радиоприемник — красивый полирован­ный ящик с бархатным экраном, на котором были выши­ты красные розы. И только сейчас заметила — приемника нет. Вынутые из шкафа вещи остались на столе. Расстав­лять их отпало всякое желание. Зачем? Кому это теперь нужно? И опять в зеркале увидела немного косо висящий рисунок дома с пустыми окнами.

Где вы теперь, люди советского искусства,— Борис Шац, Наум, Назарчук, Терешко? Товарищи и друзья. И про Терешко она думала теперь, как и про других, — то­варищ и друг. Книги Терешко, наверное, жгут в печках и жарят на этом огне награбленные сало и «яйки»... Судьба мужа ее очень волнует, но так же ее волнует и судьба Назарчука, этого неутомимого энтузиаста с длинными дея­тельными руками, которыми он энергично жестикулировал, когда разговаривал с кем-либо. Хоть бы он был здесь... А вот с Терешко ей не хотелось встречаться после того случая... Однако, если разобраться, то и он, Терешко, был милый, советский человек, ну, немного влюбленный в нее... так что за беда! Намек на еврейское происхождение ее мужа.., это, скорее всего, оттого, что слишком много вы­пил... Так хватит ли у вас силы пережить, одолеть это нашествие и сохранить в чистоте то, что вы добыли за годы советской власти, — свою науку, искусство и душу? Напол­нить бы комнату музыкой, светом, людьми, счастьем! Как любил Наум свет во всем — в комнатах, в сердце, в проек­тах зданий...