Трудно быть феей. Адская крёстная - страница 70

Плющ молодой тотчас мебель оплел и застыл ковром зеленым. Хранительница еще больше в плечах раздалась, ввысь поднялась, потолок головой проломила, стены грудиной разворотила и тяжелой пступью навстречу стражам ледяным шагнула.

— Вр-р-рё-о-ошь! Не возьмё-о-ошь! — заревело существо и тяжелой веткой обрушилась на врагов.

Брызнули осколки льда в разные стороны, полезли супостаты в обход, да кори начеку: одного схватили, к земле пригвоздили, другого вверх подбросили. И понеслась драка. Ни рук ни ног, ни веток не разобрать. Летят глыбы снежные да куски ледяные, в сугробы падают, тут же поднимаются, в снеговиков обращаются и вновь наступают. Неравны бой, силы неравные. Тварям морочным снег-мороз помогает, а Чоморе сил взять неоткуда ни травинки живой ни росинки, земля-матушка и та под покровом зимним мертвым сном спит.

Мчался волк над лесом, сердце в кулак сжав. Вернутся надобно, а нельзя: Чоморе поможет — Ягу не спасет. Ведунью из плена не вытащит — морок дальше полезет. Взвыл Сириус от несправедливости такой, стиснул зубы и дальше помчался. Вздрогнула тут земля внизу, рухнули снежные шапки с деревьев, пырхнули птицы в небеса в диким криком. Остановился Серый, назад оглянулся и завыл-заскулил от отчаянья.

Огромный столб изумрудного цвета полыхал в той стороне, где Чомора один на один с врагом-супостатом билась. Сгубили хранительницу слуги снежные, заморозили до сердцевинки, спалили в огне ледяном. Никого не осталось у леса в защитниках. Всех заморозили, дущ лишили, в ледышек безмолвных превратили.

Схлынул огонь зеленый, птицы вновь по гнездам попрятались. Остановился волк, клубок-колобок достал, слова заветные пошептал, в серединку ниток колечко ткнул и на снег кинул. И помчался помощник путевой к жителям лесным с наказом: собраться на краю Вечного леса, следы заметая, врагам на глаза не попадая, еды-питья на первое время прихватив.

А уж после кольцо оземь бросить да произнести:

«Ты катись, катись, колечко,

Да до волчьего крылечка,

Дверь в межмирье отвори,

Добры души пропусти,

Проводи-ка до порога,

Охрани от бед в дороге,

За собой закрой пути,

Чтоб чужой не смог найти».

«Лисица поймет, встретит, накормит, разместит, — размышлял волк, на лесами, над морями проносясь. — Поживут у меня покуда. А, там, глядишь, Яга отыщется да в беде поможет». Мысли о Ждане Сириус старательно отгонял надеясь на смекалку бывшего принца да на слуг верных, кои в беде государя не бросят. Сейчас главное — ведунью отыскать в чувство привести, а там уже и за Февронию приниматься. Чуял Серый — в ней, в царевне-полукровке дело. Она кашу заварила, с нее и спрос будет по всей строгости.

С наскока охмурить магией Бабая Кузьмича не удалось, больно ловко уходил старый домовой от ловушек магических словесных, отбивал их, что комаров хлопал. Феврония разозлилась, юбками взметнула, указания надавала и унеслась. Домоправитель в усы похмыкал и отправился по своим делам, без внимания оставив гостьюшкины закидоны. А тёмная фея в комнату свою нырнула, изнутри заперлась и колдовством занялась.

Достала из ларца иголку тонкую, золоченую, чашу серебряную, флакон из стекла толстого темно-синего, фолиант тяжелый. Разложилась на столике чайном, перчатки из кожи ежиной надела, нитку в ушко игольное втянула и колдовать начала.

«Ты игла моя златая,

Нитка черная витая,

Порчу на себя прими,

Домового уколи.

Разум ниточкой зашей,

Мышью оберни скорей.

В мышеловку приведи,

Кошке на обед скорми.

Прицепись за воротник,

Чтобы домовой погиб.

Силы, голоса лиши,

Порчу выполнить спеши.

Хвостик в узелок вяжу,

Душу отобрать спешу,

Зазеркалье одарить,

Жизнь свою на год продлить!»

Молвив слова колдовские, Феврония иголку с ниткой в чашу опустила, осторожно из флакона пробку вынула, три капли на вещицу капнула. Вспыхнуло на дне пламя сине-чёрное, обожгло порчей предметы заговоренные, и потухло. Фея перчатку сняла, ножичек перочинный достала, уколола палец указательный. Покуда кровь выступала бусиной алою, колдунья из бутылёчка вновь плеснула четырежды. В ту же секунду иголка ожила, пасть призрачную распахнула и хвостом-ниткой задергала. Красные капли упали трижды три раза в жадный зев, раздался звон мелодичный, посудина золотым огнем озарилась, а затем все стихло, будто и не было ничего.