Трудности перевода. Воспоминания - страница 17

В 1987 году много внимания Добрынин уделял подготовке первого визита Горбачёва в США. Собственно, над этим напряжённо работал и МИД, и другие ведомства, ведь событию придавалось эпохальное значение. В таком деле не существовало мелочей.

Сам Горбачёв с Раисой Максимовной должны были разместиться в здании советского посольства в Вашингтоне на 16-й улице. Членам делегации предстояло жить рядом — в гостинице на 15-й. Однако кому-то показалось неподобающим, что вместе с членами советской делегации в гостинице будут жить и другие постояльцы. Хозяин гостиницы оправдывался, что ничего не может поделать, поскольку клиенты уже давно забронировали свои номера. Из Вашингтона пришла рекомендация: чужаков можно выселить из гостиницы, если американский конгресс примет специальный закон, введя в соответствующем районе Вашингтона что-то вроде военного положения (американское законодательство якобы предусматривало такую возможность). На телеграмме Добрынин оставил краткую резолюцию: «Не надо доводить дело до абсурда». Часто вспоминаю эту простую мудрость.

Иногда отпускал меня Добрынин и в «свободное плавание». В августе 1987 года позволил принять участие во встрече советско-американской общественности в курортном местечке Читоуко, штат Нью-Йорк, где я оказался на главных дебатах в советской команде в компании с Евгением Максимовичем Примаковым и цековским работником и политобозревателем Николаем Владимировичем Шишлиным. Обстановку подогревали жаркие споры, которые велись тогда в отношении развёртывания в Европе американских ракет «Першинг», а также очередная антисоветская речь президента Рейгана.

Пришлось и «в разведку» ходить. Летом 1988 года в Соединённых Штатах в разгаре была президентская избирательная кампания. Кандидат от демократов Майкл Дукакис по опросам общественного мнения намного опережал вице-президента Джорджа Буша. Меня каким-то образом «внедрили» в группу приглашённых на съезд партийных функционеров из разных стран с задачей выйти на ближайшее внешнеполитическое окружение Дукакиса и попытаться понять, чего от них можно ожидать в случае прихода демократов к власти. Самой любопытной из встреч, которую удалось организовать, стал двухчасовой разговор с будущим госсекретарём США Мадлен Олбрайт в её доме в вашингтонском Джорджтауне. Моим «находкам», однако, не суждено было принести пользу. Вскоре фортуна отвернулась от Дукакиса, его популярность начала стремительно падать, на выборах вновь победили республиканцы.

Вообще в ЦК работали много. Иногда у меня по два месяца вообще не было выходных. Очень удобно, пройдя в колонне демонстрантов 7 ноября по Красной площади и помахав рукой стоявшему на Мавзолее среди других руководителей партии и правительства Добрынину, свернуть на Старую площадь и лицезреть Секретаря ЦК уже в его рабочем кабинете.

Осенью 1988 года Горбачёв предпринял серьёзные перестановки в партийном руководстве. Добрынин был освобождён от должности Секретаря ЦК. Когда он прощался с коллективом Международного отдела и зачитал соответствующий указ, было видно, как трудно далось ему слово «пенсия» (у партийного политеса не оказалось места для более почётного — «отставка»).

В Добрынине больше всего поражала живость ума и отсутствие каких-либо признаков интеллектуальной усталости. Последний раз я разговаривал с ним по телефону в апреле 2006 года — приглашал на свой прощальный приём перед отъездом в Нью-Йорк. На моё назначение постпредом при ООН он реагировал с характерным весёлым неподдельным интересом. Извинился, что сломал недавно ногу и пока на улицу не выходит.

В нашей литературе высказывается мнение, якобы Добрынина вытеснил Шеварднадзе. Не думаю, что это так. Шеварднадзе к этому моменту уже набрал большой вес, и Добрынин не был ему конкурентом. Просто Добрынин так и не смог освоиться и в полной мере реализовать себя в кремлёвских коридорах. После его ухода международные дела в ЦК КПСС стал курировать А. Н. Яковлев.

Немного поразмыслив, я решил возвращаться на Смоленку, в МИД. Жаль было цековской столовой — в ней можно было дёшево и вкусно пообедать.