Трудности перевода. Воспоминания - страница 23

В середине декабря, выступая во Дворце Съездов, Шеварднадзе громогласно заявил о своей отставке. Я был в зале, и с самого начала выступления почувствовал: оно закончится чем-то необычным. Отставка министра стала для меня полной неожиданностью. (Хотя мог бы быть и более догадливым. Утром зашёл к Тарасенко и спросил, не нужно ли распространить текст предстоящего заявления Шеварднадзе, на что Сергей Петрович ответил как-то неопределённо.) После выступления Шеварднадзе я вернулся в свой кабинет на Смоленке, зашёл к нему, чтобы получить ориентировку перед предстоявшим мне брифингом в пресс-центре МИД, однако его уклончивые ответы мало что прояснили. Никто толком не понимал, чем был вызван этот шаг министра. Высказывались предположения, что наряду с политическими тревогами имелись и причины личного свойства. Шеварднадзе, мол, почувствовал, что Горбачёв отдаляет его от себя, а он привык фактически быть человеком номер два в государстве. Неслучайно, когда Горбачёв стал президентом и занялся формированием Президентского совета, который по своему значению в государстве должен прийти на смену Политбюро, первым членом нового органа был объявлен министр иностранных дел. Да и сам уход Шеварднадзе не выглядел слишком убедительным. Он ещё месяц проработал министром, отказываясь лишь от новых зарубежных поездок.

15 января 1991 года Горбачёв пришёл в МИД представить коллегии нового Министра иностранных дел СССР — из Вашингтона был вызван Александр Александрович Бессмертных. По правую руку от Горбачёва сидел Шеварднадзе. Поблагодарив Эдуарда Амвросиевича за работу, Горбачёв добавил, что его заявление об отставке он ему «никогда не простит». Шеварднадзе в свою очередь также высказал слова признательности и попытался отшутиться от «никогда не прощу» — этого, мол, я принять не могу.

Шеварднадзе перебрался в особняк специально созданной для него Внешнеполитической ассоциации. С ним ушли и его верные оруженосцы — Тарасенко и Степанов.

Александр Александрович Бессмертных был дипломатом добрынинской школы, двенадцать лет занимал в посольстве в Вашингтоне сначала пост советника, а потом советника-посланника. После этого возглавлял Отдел США МИД СССР, а затем, став заместителем министра, он вернулся на место своего учителя в Вашингтон, где пробыл всего лишь около года. В Москве этот тонкий дипломат и опытный американист оказался в сложном положении. Чувствовалось, что ему непросто даётся общение с такими «тяжеловесами», как председатель КГБ Крючков и министр обороны Язов.

Бессмертных стал министром иностранных дел в труднейший период — кризисы сыпались со всех сторон. Трещал по швам Советский Союз. Особенно напряжённой была обстановка в прибалтийских республиках. 13 января подразделения советских войск штурмовали телецентр в Вильнюсе. Не обошлось без жертв. 17 января США начали военные действия против Ирака в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН, позволявшей использовать «все необходимые средства» для освобождения Кувейта.

Вечером 22 января Горбачёв пришёл в пресс-центр МИД и зачитал заявление по событиям в Вильнюсе и по Ираку. Однако на вопросы журналистов отвечать отказался.

После выступления Горбачёв зашёл в комнатку за сценой и устроился поудобней (меня предупредили, что он почему-то любит там посидеть). В креслах за журнальным столиком расположились также Бессмертных, Яковлев и Примаков (Евгений Максимович, здороваясь, хлопнул меня по плечу и воскликнул: «Молодой посол!»). Сбоку на стульях примостились я и мой первый зам по Управлению информации, руководитель пресс-центра Юрий Александрович Гремитских.

Разговор шёл самый благодушный. Где-то без четверти девять Горбачёв взглянул на часы, заговорщицки посмотрел на товарищей по руководству и не без озорства произнёс «Сейчас объявят». Включили телевизор. В 21:00 началась программа «Время». «Гвоздём программы» было объявление о начавшемся в полночь обмене крупных купюр. «Никто не знал, кроме меня и министра финансов», — гордо произнёс президент.

Кроме сумбура обмен купюр ничего не дал. Экономические проблемы раскачивали страну не меньше политических.