Трудности перевода. Воспоминания - страница 41

стр.

Чтобы вступить в силу, соглашение должно было ещё получить одобрение парламентов сторон, в том числе и скупщины боснийских сербов. Между тем положение в Боснии оставалось крайне тяжёлым. 6 мая Совет Безопасности ООН принял резолюцию 824, в которой окружённые сербами мусульманские города Сараево, Тузла, Бихач, Горажде, Сребреница и Жепа объявлялись «зонами безопасности». Россия, как и многие другие члены Совета, голосовала за резолюцию исходя из озабоченности в отношении гуманитарной ситуации, сложившейся в этих городах, и опасений по поводу больших человеческих жертв в случае попытки боснийско-сербских сил занять их. У Соединённых Штатов же с созданием зон безопасности была связана и надежда на то, что такой «спусковой крючок» позволит осуществить сценарий силового вмешательства на стороне мусульман и хорватов. Всё стало очевидно в ходе визита в Москву в начале мая государственного секретаря Кристофера.

Встретившись с Козыревым в мидовском особняке на улице Алексея Толстого, в ходе беседы один на один госсекретарь сообщил: в случае отказа сербов от плана Вэнса — Оуэна Вашингтон готовится к нанесению по их позициям авиационных ударов. Затем у Кристофера была назначена встреча с Ельциным, и Козырев поехал в Кремль заранее информировать президента, о чём пойдёт речь.

Ельцин и Козырев шли по коридору, где их ожидали российские участники предстоящей беседы. Ельцин, как всегда, приветливо здоровался со всеми за руку. Когда он обернулся ко мне, Козырев на всякий случай произнёс: «Знаете, Борис Николаевич, Чуркин — в Югославию ездит». Ельцин немного развёл руками: «Знаю ли я Чуркина?» И разведя руки ещё шире: «Знаю ли я Козырева?!» Эти реплики, похоже, настроили Ельцина на определённую волну, и в ходе беседы с Кристофером он время от времени поглядывал на меня (мы сидели в креслах полукругом). Кристофер всё пытался подойти к теме бомбардировок: «А вот если сербы не примут план Вэнса — Оуэна…» — в очередной раз пытался затянуть он свою песню. «А почему не примут?» — вопрошал Ельцин. «Мы надеемся, что примут. Надеемся?» — неожиданно обернулся Ельцин ко мне. «Надеемся, Борис Николаевич!» — как можно убедительнее ответил я. (В своей вышедшей в 2002 году книге присутствовавший на беседе заместитель госсекретаря Строуб Тэлбот почему-то приписывает мне фразу: «Абсолютно! Помяните моё слово: парламент повинуется Караджичу». Такого самоуверенного многословия я никак не мог себе позволить, к тому же ключевой вопрос был другим — ослушаются ли они Милошевича, который явно хотел завершения боснийского конфликта.) В итоге Кристофер так и не смог перейти к теме о бомбовых планах Вашингтона. То, что об ударах по сербам не хотел говорить Ельцин, было вполне понятно, но то, что государственный секретарь США так и не сумел завязать разговор на эту тему, по сути не выполнив главного, с чем приехал в Москву, было удивительно.

Надежде Ельцина, разделявшейся и мной, не суждено было сбыться: 15 мая скупщина боснийских сербов отклонила план Вэнса — Оуэна. Утром следующего дня я находился в Шереметьево, предвкушая предстоящую командировку в Италию. Однако звонок Козырева вернул меня на грешную землю в форме самолёта, взявшего курс на Будапешт. После привычного четырёхчасового автопробега я встретился с Милошевичем, который впервые принял меня не в рабочем кабинете, а в своей довольно скромной резиденции, к тому же один на один. Президент Сербии казался не выспавшимся и не мог скрыть своего раздражения и досады. Члены скупщины были готовы проголосовать за план урегулирования, объяснил он мне, однако спикер сербского парламента Момчило Краишник увёл их на совещание и перетянул часть голосов на свою сторону.

Санкции оставались на месте. Бои в Боснии продолжались. Поиск переговорного решения необходимо было продолжить.

Сопредседатели занялись вопросом уже в обновлённом составе (в Афинах Сайруса Вэнса на посту представителя Генсекретаря ООН сменил Торвальд Столтенберг, который ради этого оставил пост министра иностранных дел Норвегии). Столтенберг пошёл по не слишком перспективному пути внесения корректировок в план Вэнса — Оуэна с его «лоскутной накройкой» территории Боснии и Герцеговины.