Трудности перевода. Воспоминания - страница 60
Хочу обратить внимание также на то, что подписанный в сентябре 1990 года Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, особенно его положения, запрещающие размещение иностранных войск в восточных землях ФРГ, по своему смыслу исключает возможность расширения зоны НАТО на Восток.
Знаем, что сейчас идёт подготовка к специальной встрече НАТО на высшем уровне, на которой имеется в виду обсудить стратегические направления развития альянса, его роль в новых условиях. В России заинтересованы, чтобы этот „саммит“ принял конструктивные решения, адекватные произошедшим в мире и в Европе радикальным переменам. Надеемся, что именно такой взвешенный, без излишней торопливости подход возобладает и при выборе ориентиров „восточной политики“.
Мы вообще сторонники того, чтобы отношения между нашей страной и НАТО были на несколько градусов теплее, чем отношения альянса с Восточной Европой. Сближение России и НАТО, в том числе путём взаимодействия в сфере миротворчества, должно идти опережающими темпами. К этому процессу могли бы подключаться и восточноевропейцы.
В перспективе, наверное, нельзя исключать и нашего вступления в НАТО. Но это пока теоретический вопрос.
Сегодня же хотел бы предложить Вам, другим нашим натовским партнёрам совместно порассуждать о возможности удовлетворения потребностей восточноевропейцев в области безопасности.
Мы были бы готовы, например, вместе с НАТО официально предоставить государствам Восточной Европы гарантии безопасности с акцентом на обеспечение суверенитета, территориальной целостности, нерушимости границ, на поддержание мира в регионе. Такие гарантии могли бы быть закреплены в политическом заявлении или соглашении о сотрудничестве между Российской Федерацией и НАТО.
Естественно, мы открыты к обсуждению и других предложений…»
Смысл послания очевиден: мы не отмахиваемся от чьих-либо озабоченностей, предлагаем коллективно работать над проблемами европейской безопасности. Тезис о «сближении России с НАТО опережающими темпами» в случае его реализации позволял бы эффективно регулировать «дистанцию» между альянсом, с одной стороны, и странами Восточной Европы и бывшими республиками СССР — с другой.
Конечно, с самого начала было ясно, что тактику «опережающего развития отношений России с НАТО» реализовать в принципе будет нелегко, особенно в условиях, когда любой шаг по взаимодействию с альянсом воспринимался у нас в стране в штыки некоторыми влиятельными политическими силами.
В январе 1994 года натовцы сделали следующий ход в развитии своих отношений с восточными соседями — провозгласили в рамках Совета Североатлантического сотрудничества программу «Партнёрство ради мира». Вопрос об участии России в ней также стал предметом острой внутриполитической полемики. Мы считали необходимым участвовать, рассчитывая на то, что партнёрство, по крайней мере в течение весьма длительного периода, станет альтернативой принятию новых членов в Североатлантический альянс. Первоначально наше присоединение к партнёрству планировалось на 21 апреля, однако внутриполитические трудности усугубились и внешними обстоятельствами. Упоминавшиеся выше натовские бомбёжки сербских позиций во время кризиса вокруг боснийского города Горажде сделали паузу неизбежной. К вопросу пришлось вернуться два месяца спустя, когда в ходе консультаций между заместителем генсекретаря Альянса по политвопросам Гебхардом фон Мольтке и мной был разработан первый российско-натовский документ: протокол о намерениях. Он укладывался в одну страницу, но имел немалое политическое и символическое значение, по сути закрепляя привилегированное положение России среди партнёров альянса.
В документе говорилось, что стороны условились развивать далеко идущие партнёрские взаимоотношения между НАТО и Россией как в рамках программы «Партнёрство ради мира», так и за её пределами.
Стороны договорились осуществлять широкий, продвинутый диалог и сотрудничество в областях, где Россия может вносить уникальный и важный вклад, соразмерный с её весом и ответственностью как крупной европейской, международной и ядерной державы. Предполагались: обмен информацией по вопросам политики и безопасности, имеющим европейское измерение; политические консультации, по мере необходимости, по вопросам, представляющим взаимный интерес; сотрудничество в областях безопасности, включая, по мере необходимости, миростроительство.