Трудности перевода. Воспоминания - страница 61

Особых проблем при выработке документа не встретилось и чтобы натовцам «неповадно было», я решил обострить диалог. Когда Мольтке сообщил мне, что документ будет официально составлен на двух языках — английском и французском, я возмутился: мы не можем представить документ в Москве, не имея официального русского текста, ведь мы — равные партнёры! Мольтке был серьёзно озадачен, но в конце концов натовцы пошли на то, чтобы подготовить документ в трёх равнозначных копиях: на двух официальных языках альянса и на русском — впервые в истории НАТО.

Козырев и Клаас подписали протокол в Брюсселе 22 июня. Одновременно Козыревым был подписан и рамочный документ программы «Партнёрство ради мира».

Иллюстрация к внутриполитическому контексту. Газета «Правда» подавала случившееся чуть ли не как капитуляцию: подписали не только 22 июня (день нападения гитлеровской Германии на Советский Союз), но и в Берлине! То, что Брюссель вовсе не Берлин, а соглашение о сотрудничестве — не безоговорочная капитуляция, в расчёт не бралось.

Так что публичный демарш Козырева 1 декабря 1994 года с отказом от подписания подготовленных документов, очевидно, имел двух адресатов: натовцев, чтобы излишне не увлекались расширенченством, а также «умиротворял» внутреннюю оппозицию.

Натовцы были обескуражены, говорили, что в наших отношениях возникла гора льда, однако от попыток демонстрировать открытость не отказывались. Неординарным жестом стало с их стороны приглашение начальника Генштаба ВС России на проводившееся буквально через несколько дней в Гааге заседание начальников генштабов стран НАТО, участвующих в югославском кризисе. Генерал приехать не смог, и в Гаагу направили меня. Ощущение было странным, ведь в ходе заседания вырабатывались рекомендации натовским министрам обороны. Опыт и определённое реноме, накопленные в югославских делах, позволили активно участвовать в дискуссии, некоторые наши замечания и предостережения были учтены в подготовленном документе.

Вскоре в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе приехал вице-президент США Альберт Гор. Состоялась его отдельная встреча с послами партнёрских стран. Американцы явно опасались, не устрою ли я новый «скандал». Обходя послов для рукопожатия, Гор буквально раскрыл объятия: «Виталий!» (Мы с ним пересекались в Вашингтоне на «круглых столах» по ограничению вооружений в его бытность сенатором, а мою — сотрудником Посольства СССР, но, конечно, до «дружбы» было далеко.) Организаторы мероприятия вздохнули с облегчением, когда я ограничился «философскими» ремарками о необходимости «состыковать» наши представления о европейской безопасности, как космические аппараты «Аполлон» и «Союз» в 1975 году.

Доклад «о расширении», решение о подготовке которого так «расстроило» Козырева, был принят натовцами в намеченные сроки — в середине 1995 года — и оказался сложным техническим документом. Возможность приёма в альянс новых членов обуславливалась целым рядом требований и критериев. Понимая «чувствительность» темы для нас, натовцы передали посольству текст за день до его официальной публикации. Всю ночь мы занимались переводом, чтобы срочно «загнать» его в Москву. Лично отредактировал все 30 страниц. Переводческий опыт пригодился вновь.

Тема расширения НАТО на годы стала одной из самых остро дискутируемых проблем в наших отношениях с «атлантистами», да и внутри России. Причём градус «домашних» дискуссий был весьма высок. В связи с возможностью «расширения» звучали угрозы чуть ли не третьей мировой войны.

Свою позицию в одном из интервью в апреле 1995 года я изложил так:

«Нужно прежде всего понять, что сама по себе идея расширения не антироссийская, хотя и ставит перед Россией определённые проблемы, требующие решения. Её мотивация связана с Россией отнюдь не в первую очередь. Она была бы антироссийской, если бы всё было затеяно ради создания неудобств для России или тем более была бы связана с какими-то агрессивными планами против нас. На практике же и натовцы, и восточноевропейцы — по крайней мере наиболее серьёзные политики из них — заверяют, что при любом раскладе стремятся учесть российскую озабоченность. И этим нельзя не воспользоваться.