Трудности перевода. Воспоминания - страница 62

Затем нам надо определиться, что значат в политике слова, если мы хотим иметь реноме. Можно сказать: „Мы — против“. И поставить на этом точку. Если мы — великая страна, то должны предпринять такие меры, которые предотвратили бы расширение. Мы можем сказать, что мы против и принять меры, которые не предотвратят расширение. Тогда надо посмотреть, кто от этого выиграет, кто проиграет. Давайте вспомним недавний опыт размещения ракет средней дальности в Европе, когда мы хлопали дверью на переговорах, а ничего кроме ущерба безопасности не получалось» («Сегодня», 20 апреля 1995 года).

Я понимал, что изложение таких взглядов делает меня уязвимым для нападок наиболее «радикально» настроенных «антинатовцев», но уж очень не хотелось видеть Россию с «разорванной на груди рубахой» у разбитого корыта. Был убеждён, что, возражая против расширения, надо не сжигать мосты, а настойчиво отстаивать свои конкретные военно-политические интересы.

Ситуация усугублялась тем, что громкая риторика не имела, к сожалению, соответствующего сопровождения в ходе контактов на высоком политическом уровне. На встрече Ельцина с Гором в конце 1995 года нашего президента больше интересовало, чтобы решение о приёме в НАТО новых членов не было принято до президентских выборов в России в июле 1996 года. Госсекретарь Кристофер по всему свету разнёс якобы сказанную ему доверительно Козыревым фразу о том, что и он сам, и президент Ельцин понимают, что расширение НАТО неизбежно.

Что касается «отложенных» Козыревым документов, то и они были подписаны через полгода: как индивидуальная программа «Партнёрство ради мира», так и документ «Области широкого, углублённого диалога и сотрудничества между Россией и НАТО». Последний был особенно важен, ведь он являлся выражением той самой философии опережающего развития отношений России с НАТО по сравнению с другими партнёрами альянса. Документ предусматривал обмен информацией по проблемам европейской политики и безопасности, политические консультации по темам, представляющим взаимный интерес, сотрудничество по всему кругу вопросов безопасности, в том числе по мере необходимости в сфере поддержания мира, предусматривался и диалог в формате «16+1» в Североатлантическом совете и политическом комитете или других соответствующих румах альянса, неформальные консультации и консультации на основе указаний столиц, обмены визитами высокого уровня и другими соответствующими визитами, в общем, документ впервые создавал официальную солидную базу для развития отношений между Россией и Североатлантическим альянсом.

Жизнь добавляла и свои штрихи. Вскоре фактически возник формат чрезвычайных консультаций с Североатлантическим советом. Произошло это при необычных обстоятельствах.

В ночь с субботы на воскресенье 9-10 сентября 1995 года меня разбудил военный атташе посольства и передал записку, продиктованную по телефону закрытой связи из нашего Генштаба. Текст начинался в неожиданно эмоциональных тонах: «Виталий Иванович, мы вас знаем как настоящего патриота…» Далее выражалась тревога по поводу продолжавшихся с 30 августа массированных бомбардировок сербских позиций в Боснии. Меня призывали «предпринять что-нибудь». Содержалось и многозначительное дополнение: если положение не изменится, мы можем начать поставлять оружие сербам. Заключался текст ссылкой на то, что данное обращение было согласовано с помощником президента Рюриковым.

Послу предпринимать какие-либо серьёзные шаги без официальных полученных по всей форме через МИД указаний — «чревато». Но тон и содержание письма говорили: терять время никак нельзя. Ранним воскресным утром я связался со штаб-квартирой альянса и потребовал срочной встречи с Североатлантическим советом. Натовцы сослались на то, что по причине уик-энда многих послов и ключевых сотрудников штаб-квартиры в Брюсселе нет, поэтому, мол, раньше понедельника такую встречу провести невозможно. Пришлось с этим согласиться, а в качестве «компенсации», чтобы соответствующий сигнал прошёл «прямо сейчас», запросил о срочной встрече с американским постпредом при НАТО Робертом Хантером. Встретились часов в 10 утра в роскошной резиденции американца (у какой-то бельгийской вдовы американцам удалось приобрести под резиденцию чуть ли не Версаль). Подчеркнул насколько серьёзно мы относимся к складывающейся в Боснии ситуации, призвал натовцев проявить разумность и сдержанность. Заявление по поводу возможности поставки российского оружия сербам «попридержал». И тут же понял: угроза уже прозвучала, вероятно, в ходе контактов по каким-то другим каналам. Хантер, улыбнувшись, спросил, не собираемся ли мы поставлять оружие в Боснию. Я сказал, что сейчас слишком раннее утро, чтобы мне выступать с такими угрозами.