Труп из Первой столицы - страница 27
– А вы с какой целью интересуетесь? – прищурился Коля.
– А я Маяковским вообще всегда интересуюсь, – рассмеялась Эльза Юрьевна. – Даже похлеще, чем наш Поль. Он – для мысленного трактата, а я – в качестве интереса к близкому человеку. Владимир Маяковский, до того, как в мою сестру влюбился, долго за мной ухаживал. А потом я их с Лилей случайно познакомила. Но я не обижаюсь, моя судьба и мой поэт, как видите, настигли меня много позже, – она еще теснее прижалась к Луи Арагону и несколько ехидно добавила: – И у нас, в отличие от Лили и Маяковского, любовная лодка о быт никогда не разобьется. К прежним мужьям и женам никто возвращаться не намерен. – Тут она перехватила очень странный взгляд Морского. – Отчего вы так на меня смотрите? Не верите?
– Удивляюсь, что мы заслужили такую откровенность, – мягко объяснился Морской.
– Да это не откровенность вовсе, – хмыкнула Эльза Юрьевна. – Это всем известные факты. И потом, у меня такая удивительная жизнь, что я с ума бы сошла, если бы хотела «держать лицо». Все время пришлось бы что-либо смягчать и сглаживать. А я не хочу. Особенно в присутствии человека, похожего на Маяковского. Говорю всем все как есть, ничего не скрывая. Так, знаете ли, намного легче и интересней. Вы не думайте, что юношеским романом у нас с Володей все ограничилось, – вновь обратилась к Коле Эльза Юрьевна. – Наша с ним история после его встречи с моей сестрой не прекратилась. Мы всегда с ним дружили. До последнего дня. Так что имею право наводить справки, так сказать… Володя часто приезжал в Париж. Он снял нам первую квартиру, когда у нас с Арагошей совсем не было денег, но жить друг без друга мы уже не могли. А мы спасали его от жуликов, когда он совершенно проигрался и никак не мог отвязаться от плохой компании…
– А знаете, – Морской решил немного сменить тему, – отчего бы нам, дополнительно к запланированным прогулкам, не проехаться по маршруту «Маяковский в Харькове»?
– Ух ты! Вот это понимаю предложение! А то сплошные выступления на съезде и прочая пустая болтовня! Я – за! – Поэт Поль Шанье неожиданно оказался вполне влиятельным членом иностранной делегации.
– Ну раз Поль за, другие возражать не станут. Он редко проявляет энтузиазм, и мы стараемся поддерживать такие в нем порывы… – пояснил Гавриловский, переводя сразу и Эльзу Юрьевну, и мадам-поэтку, и Луи Арагона.
– Владим Владимыч бывал у нас много раз, – Морской в мгновение ока выстроил нужную стратегию разговора. – Мой приятель Григорий Гельдфайбен даже книгу про это написал. Ее, правда, пока не издали, но там уйма всего интересного. По версии Григория, например, наш город мог сыграть роковую роль в судьбе поэта. Товарищ Горожанин, бывший начальник нашего Харьковского ОГПУ, дружил с Маяковским и когда-то одарил его новеньким маузером с документами. Возможно, тем самым, из которого был произведен роковой выстрел. Думаете, из другого?
– Друзей-чекистов и даренного оружия у Владим Владимировича было много, – неопределенно пожала плечами Эльза Юрьевна. – Вы лучше расскажите, о чем Володя тут говорил, с кем дружил, где бывал…
– Да много с кем, – Морской на миг растерялся, но тут же пришел в себя. – В книге Григория, среди прочего, рассказывается, что Маяковский очень хвалил Шевченко. Говорил, что те, кто не читал Кобзаря в оригинале, теряют половину ощущений. Что еще? – Он лихорадочно принялся вспоминать. – На Университетской горке зимой 21-го Маяковский долго смотрел вниз на панораму и сказал памятное: «Хорош Харьков, хорош! И даль, и движение. Есть у него свое обличье»… Еще я знаю место, где Маяковский проиграл в бильярд. Кому? Конечно, нашему местному гению Майку Йогансену.
– Но Маяковский никогда не проигрывал! – закурлыкала переводимая Гавриловским мадам Бувье.
– Харьков, видимо, благоволил к своим счастливчикам больше, чем к чужим, – нашелся Морской. – Наш Йогансен тоже никогда не проигрывал. Нашла коса на камень. Дело было в клубе писателей имени Василя Блакитного.
– Правильно ли я понимаю, что это тот самый Блакитный, вдова которого вышла замуж за Михаила Ялового, из-за ареста которого расстроился и застрелился Хвылевой? – живо включилась в тему Эльза Юрьевна. И даже карандаш взяла, чтобы записывать.