Трюк - страница 5

Фотографы суют камеры прямо в лицо, и, если они хороши в своем деле, моя личность будет установлена до того, как мы доберемся до пирса. Шумиха в интернете поднимется еще до отхода корабля, а, значит, мой сотовый будет доступен, когда новости дойдут до отца. Уверен, его люди поставили на мое имя оповещение в Google.

Я надеялся быть на полпути к Бермудам, прежде чем отец узнает. Последствия будут гораздо масштабнее, если он не сможет связаться со мной в течение недели.

Мэтт нерешительно нажимает на педаль газа.

— Просто прокати их на капоте, — предлагаю я.

— Точно. Это сразу очистит мой имидж. Я прямо вижу заголовки газет: «Наезд Мэтта Джексона на представителей прессы».

Черт. У меня внутри что-то сжимается. Похоже на сочувствие, но такое просто невозможно. Наверное, нелегко быть Мэттом Джексоном, но Ноа Хантингтону обычно пофигу на жизнь других людей.

Может, сопереживание? Как сын известного сенатора, у которого на лбу написано «будущий кандидат в президенты», я получил свою долю внимания от средств массовой информации, так что прекрасно представляю, через что Мэтт сейчас проходит. Когда я был подростком, в газетах любили печатать раздутые истории о том, как сына мэра поймали за незаконным разжиганием костров в Хэмптонсе. Были и другие, довольно безобидные статьи, которые никто, кроме отца, не назвал бы безрассудными и порочащими его имидж. Но это? Настоящая кровавая баня.

Мэтта заклеймили как футболиста-плохиша в гейской версии. Беспорядочный секс в ночных клубах, пьяные выходки и возможные проблемы с наркотиками. По словам Дэймона, история с наркотиками — выдумка, но СМИ наплевать на факты.

— Ты хоть знаешь, куда ехать? — спрашиваю я, когда мы, наконец, выезжаем из подземного гаража.

— Без понятия.

— Есть причина, по которой ОТS забронировали тебе номер именно здесь. Круизный терминал находится в нескольких кварталах отсюда. — Я указываю в нужном направлении.

В ответ получаю лишь кивок. Почему у меня такое чувство, что придется мириться с этим в обозримом будущем?

Я достаю телефон, к большому неудовольствию Мэтта.

— Ты и пары минут без этой штуки прожить не можешь? — спрашивает он. Что ж, в эту игру могут играть двое.

— Не-а.

НОА: С ТЕБЯ ПРИЧИТАЕТСЯ. МНЕ КАЗАЛОСЬ, Я ФЕЙКОВЫЙ БОЙФРЕНД, А НЕ ФЕЙКОВЫЙ МУЖ.

ДЭЙМОН: МУЖ?

НОА: МЫ УЖЕ ВЕДЕМ СЕБЯ КАК СУПРУЖЕСКАЯ ПАРА. ОН ВСЕГДА ТАКОЙ УГРЮМЫЙ?

ДЭЙМОН: ОХ… НУ, МЭДДОКС ГОВОРИТ, ЧТО НЕТ, НО ПО МНЕ — ОЧЕНЬ ДАЖЕ ДА.

НОА: О ЧЕМ ТЫ ТАК УДАЧНО ЗАБЫЛ УПОМЯНУТЬ, КОГДА ВТЯГИВАЛ МЕНЯ В ЭТУ АВАНТЮРУ.

В ответ он посылает мне смайлик с нимбом. Засранец.

— Теперь куда? — спрашивает Мэтт.

Следуя моим указаниям, он подъезжает к терминалу, и мы оставляем машину на долгосрочной стоянке. Мэтт усмехается, глядя на мой чемодан от «Гуччи» за шесть тысяч долларов, и вытаскивает из багажника свою спортивную сумку неизвестного происхождения.

— Ну и что не так с моим багажом? — спрашиваю я.

Мэтт качает головой, как будто ответ очевиден, и уходит.

Дэймон со мной вовек не расплатится.

Мы следуем указателям, как и остальные гости круиза, которых загоняют на корабль, но, заметив журналистов у входа, я замираю. Нас предупреждали, что будет пресса, но, видимо, в мире ничего интереснее нас не происходит, потому что здесь творится настоящее безумие. Я насчитал, по меньшей мере, пятнадцать человек с огромными камерами.

Мэтт останавливается как вкопанный.

— Я… я не могу… я не могу этого сделать, — шепчет он.

Люди натыкаются на нас и обходят, бросая гневные взгляды из-за того, что мы их задерживаем.

Я видел статьи о Мэтте, но, только столкнувшись с объективами многочисленных камер, направленных на нас, понимаю, что журналистам нужны не просто фотографии. Им нужна история. Чем пикантнее, тем лучше. А сейчас нет более грандиозного события, чем Мэтт.

Я делаю вид, что спокоен, но, по правде говоря, быть непосредственным участником этого скандала — архисложная задача.

— Все просто. Мы проходим сквозь толпу, каждые пять секунд говорим «без комментариев» и игнорируем все остальное.

Мэтт прирастает к земле, бледнеет и такое чувство, что его вот-вот стошнит.

— Я…

— Мэтт, — бормочу я. — Надо идти. Мы стоим посреди прохода, нельзя тормозить прямо сейчас.