Тучи сгущаются над Фэйр - страница 2

  Кормежка Бармаглота происходила спустя тщательно отмеренные промежутки времени. Самому чудовищу, понятное дело, чем больше и чем чаще - тем лучше, но для поддержания оптимальных условий жизни наверху и с учетом ограниченности ресурса шахты, который неумолимо близился к концу, порции и частоту приемов пищи ограничивали.

  Теперь каторжники ожидали времени обеда. Те же из них, кто старше и давно растерял части своей сущности по многочисленным уголкам штольни, молча и неподвижно, как истуканы, смотрели на циферблат часов, встроенных прямо в породу. Стрелки по циферблату перемещались бесшумно, механизм не был оснащен средствами извлечения звука во избежание обвала. Вопроса плохой видимости для мертвецов не существовало.

  Те из каторжников, кто помоложе - играли в кости. Всего в Холлбруке существует две разновидности этой игры, если не учитывать формы, распространенные среди Фейри. Первая в своих правилах аналогична традиционной игре в кости, вторая - чем-то напоминает развлечения некоторых племен аборигенов диких земель, отличаясь в основном задействованным реквизитом. Смысл ее состоит в том, чтобы набросить скрепленные лучевую и локтевую кости руки на железный лом, торчащий из земли. С каждым последующим кругом бросков дистанция увеличивается. Согласно правилам, бросок следует совершать, не прибегая к помощи второй руки: одними только ногами да туловищем.

  Единственное преимущество работы на нижних уровнях шахты перед работой на верхних состояло в том, что надсмотрщик и его бич крайне редко сюда захаживали. Данное обстоятельство в некотором смысле освобождало от ответственности праздно шатающихся каторжников, но совсем уж отлынивать у местных лентяев не получалось - свои же сознательные и следили за соблюдением порядка, ведь слишком серьезное нарушение режима могло повлечь за собой катастрофу общегородского масштаба.

  Два шахтера стояли в стороне от играющих и ожидающих. Условно они принадлежали к молодняку и прибыли на каторгу сравнительно недавно. Иссохшаяся и частично обугленная плоть еще держалась на каркасе их скелетов в некоторых местах, но ей недолго оставалось, учитывая особенности температурного режима и низкой влажности на нижних уровнях шахты. Воздух здесь был до того сухой, что буханка хлеба обращалась в камень за полминуты, и не будь это место уже занято, в штольне бы рано или поздно свила семейное гнездышко парочка отпетых циников.

  Шахтеры вели оживленную беседу, что было крайне необычно для Хельмрока, а уж тем более в жестких условиях каторги. Стоя, они опирались на тяжелые кирки, которыми пока орудовали с трудом, так как их недавно умершие тела еще не обрели характерной для обремененных прахом неупокоенных грубой силы и неисчерпаемой выносливости. Никто доподлинно не знал, откуда те силы брали начало, хотя теорий существовало множество, на практике же - один мертвец двадцатилетней давности мог с легкостью заменить тяжелоупряжного коня на пашнях, не требуя при этом кормежки или крова. Иной вопрос, что вблизи Хельмрока не колосились поля, и, казалось, даже сама земля препятствовала своему окультуриванию, в связи с чем только очень специфическая, а нередко и хищная флора здесь произрастала.

  - Ну... Не знаю, Рори... Как-то это все неправильно... - протянул Мямля, в задумчивости почесывая нижнюю челюсть большим и указательным пальцами левой руки, как обычно делают волшебники, ученые и люди, склонные к размышлениям, или мошенники, пытающиеся за них себя выдать. В отличие от последних Мямля делал это отнюдь не со злым умыслом, но по привычке, от которой не избавился даже в посмертии. Он и смерти-то не заслужил по большому счету, если бы не плохая компания в виде друга подстрекателя, трудолюбивый Мямля, должно быть, жил бы сейчас при женушке и детях, на одной из многочисленных ферм, расположившихся вдоль Старого тракта.

  В ответ на нерешительность товарища Рори закатил единственный глаз, что у него имелся (да и тот был из фарфора). Потом он бросил тяжелый инструмент и подскочил к Мямле, а так как был тот крупногабаритным увальнем, а Рори был завистливым коротышкой, дотянуться до черепа подельника ему удалось далеко не сразу, и только когда сам Мямля соизволил опустить голову, кисти рук сомкнулись на массивном подбородке.