И вдруг он ясно вообразил Серова, как тот четкой походкой упрямо шагает сквозь туман. «Микрорельеф там очень интересный», — снова услышал он голос Ильи Романовича.
Жданович брезгливо отер с лица холодную пыль тумана и горько вздохнул. «Когда душой твоей владеет большая страсть, — подумал он, — стремление, мечта, назови как хочешь, и владеет не вполсердца, а поглощает целиком, до последней мысли, до тончайшего изгиба души, только тогда и живешь полной жизнью, живешь как настоящий человек. А вот я отяжелел, в жизненной толкотне и суете по небрежности и лени разменял жизнь на мелочь, на пятачки, и не смог бы я — нет, не смог бы! — шагать сейчас упрямо сквозь туман, как шагает где-то рядом седой, с усталым взглядом человек, и сквозь туман видящий яркий свет и чистую, без мерзостей жизнь».
Жданович снова вздохнул. На душе было смутно, но и хорошо, и тепло, так что стала проходить унизительная дрожь, вызванная туманом. И словно думавшая вместе с ним невидимая в тумане женщина сказала с ласковым и нежным недоумением:
— Какие все-таки люди!..
— Люди подходящие! — сказал весело, сразу поняв ее, Хомутов.
Слева открывалась цепочка мохнатых и влажных от тумана огней. Это были огни железнодорожной станции. Рейс «Зеленой стрелы» кончился.