Тупая марсианка - страница 6
Лелли смотрит на цветную фотографию земной красотки, затем довольно критически сравнивает со своим собственным отражением.
— Тя-а, хорошо-о, — заключает она вполне равнодушно.
Дункан фыркает.
— И еще. Что у тебя за разговор, как у маленькой! Нужно говорить не «тя-а», а «да». Понима-ешь — «да». Скажи — да-а!
— Тя-а, — говорит Лелли с готовностью.
— Ох, чтоб тебя… Неужели ты не слышишь разницы? Не «т», а «д», «д». Да-а.
— Тя-а.
— Нет. Прижми язык к верхним зубам, вот так — да-а!
Урок продолжается без особого успеха. Он начинает сердиться.
— Ты надо мной издеваешься, да? Не советую, милая. А ну-ка, скажи «да». Она колеблется, глядя на его сердитое лицо.
— Ну-ну, говори же!
— Д… тя-а, — произносит она неуверенно.
Он не рассчитал силу удара, пощечина получилась сильнее, чем он хотел. Ее магнитные подошвы потеряли сцепление с полом, и она полетела через всю комнату, нелепо размахивая руками и ногами, ударилась о противоположную стену, отлетела от нее и беспомощно повисла в воздухе, пытаясь дотянуться до чего-нибудь, за что можно ухватиться. Он подошел к ней и поставил ее на ноги Ухватил ее левой рукой за комбинезон на груди и замахнулся правой.
— Повтори снова!
Ее глаза испуганно бегали. Он ее встряхнул, голова ее беспомощно замоталась во все стороны. Она начала повторять. После шестой попытки получилось что-то вроде «дя».
Он решил удовлетвориться этим, до поры до времени.
— Видишь, ты можешь, если постараешься. Просто, милая, с тобой нужно быть построже.
Он отпустил ее. Она заковыляла через комнату, закрывая руками разбитое лицо.
Дни тянулись за днями, трудно складываясь в недели, еще труднее недели складывались в месяцы. Бывали моменты, когда Дункан боялся, что все-таки не выдержит, сойдет с ума. Он, как мог, выискивал себе работу, хоть какое-нибудь занятие, но все равно, свободного времени оставалось слишком много. А развлечь себя он не умел.
Немолодой уже человек, за всю жизнь не бравший книги в руки, разве что листавший журналы, он не смог пристраститься к чтению. Легкая музыка, как и предсказывал его предшественник, ему быстро надоела, а серьезную он не понимал. По книжке он выучил шахматные ходы и научил ходить Лелли, намереваясь, после некоторой тренировки, бросить вызов тому парню, с Каллисто. Однако очень скоро Лелли стала у него выигрывать партию за партией, и он бросил шахматы, придя к выводу, что у него неподходящий склад ума. Вместо шахмат он решил обучить ее игре в карты, но и это пришлось скоро бросить, потому что ей поразительно везло.
Время от времени удавалось что-нибудь поймать по радио, но потом Земля ушла по другую сторону Солнца, а Марс то и дело заслонялся Каллисто. Ни одной передачи нельзя было принять от начала до конца, особенно из-за вращения самого спутника.
Так что Дункан, по большей части, сидел насупившись, ненавидя станцию и этот проклятый спутник, недовольный собой и постоянно готовый обрушиться на Лелли.
То, как флегматично и невозмутимо она возилась со своими делами, действовало ему на нервы. Ему казалось просто несправедливым, что она, благодаря своей ограниченности и тупости, легче переносит эту однообразную жизнь. Почему он должен страдать, а она нет? Когда же он начинал возмущаться вслух, ее манера слушать только усугубляла его раздражение.
— Боже мой, — сказал он ей однажды, — неужели ты не можешь заставить свое лицо хоть что-нибудь выражать? Хоть что-нибудь — радость, или печаль, или страх. Засмеялась бы, или хоть заплакала! Ведь можно с ума сойти, глядя на твою дурацкую рожу, на которой постоянно такое выражение, как у маленькой девчонки, которой рассказали анекдот для взрослых. Я знаю, что ты не поумнеешь, но хоть для виду изобрази что-нибудь на физиономии.
Она продолжала смотреть на него, по-прежнему без тени выражения на лице.
— Ну, ты слышишь, что я говорю! Улыбнись же, кукла, улыбнись!..
Ее рот слегка покривился.
— Это ты называешь улыбкой! Вот, вот улыбка! — Он ткнул пальцем в сторону картинки, изображающей какую-то кинозвезду, улыбка которой сильно смахивала на рекламу роялей.
— Вот улыбка! — и он оскалился, показал все свои крепкие зубы.