Турция старая и новая - страница 10

стр.

Первую базилику, которая также называлась святой Софией, но значительно меньшую по размерам, построил еще император Константин в 347 году. Она дважды горела — в 415 и 532 годах. Император Юстиниан в пору расцвета своего могущества воздвиг на месте прежней базилики великолепный храм и, когда тот был готов, говорят, воскликнул: «О Соломон, я победил тебя!» Самого императора мы видим увековеченного в мозаике у входа в храм.

Чтобы лучше понять характер этого прекрасного сооружения, надо представить себе его творца, изображенного в центре нефа, — могущественного и сладострастного деспота Юстиниана вместе с красавицей женой — распутной Феодорой в окружении высших духовных и государственных сановников. В пышных одеждах они слушают при свете сотен свечей в золотых и серебряных подсвечниках и канделябрах игру музыкантов на мандолинах, цитрах и цимбалах и пение многоголосого хора красиво одетых женщин, детей и евнухов. В годы правления Юстиниана церковь насчитывала не менее тысячи служителей, не считая многочисленных священников и епископов, которые отправляли богослужение. среди ослепляющей роскоши собранных в храме богатств, кажется, что одни только шелковые занавеси были расшиты пятью миллионами жемчужин. От прежнего великолепия осталось не так уж много: часть мозаик и фресок, украшающие мечеть колонны. Снаружи, рядом с куполом, устремляются в небо четыре минарета. На стенах храма, рядом с восстановленными в настоящее время фресками и мозаикой, висят восемь громадных темных плит, на которых золотыми буквами увековечены имена аллаха, Магомета и шести калифов. Турки, на мой взгляд, правильно сделали, что, превращая мечеть в музей, сохранили эти плиты (насколько могли) в нетронутом виде; это является как бы наглядным символом передачи культурного наследия Византии османским завоевателям.

Ая Софья служила примером для художественного подражания османским мастерам, которые украсили Стамбул сотнями мечетей, придав ему тем самым колорит мусульманского города. Однако куполы многих из этих святынь ислама — дело рук гениального архитектора Синана — напоминали скорее круглый свод Ая Софьи, нежели прямые своды сельджукских мечетей, которые можно увидеть, например, в Конье. Красивейшие стамбульские мечети — свидетельство пятисотлетнего пребывания турок в городе — несут на себе и выразительные следы побежденной, но запечатленной в искусстве Византии.

В старом Стамбуле, наиболее колоритной части города, можно найти еще и другие — кроме Ая Софьи — чисто византийские памятники. Есть там, например, маленькая и внешне ничем не примечательная мечеть, затерявшаяся среди кривых улочек недалеко от городских стен и от Адрианопольских ворот. Она относится к V веку; сначала она называлась церковью Спасителя Хора, потом Кахрие джами, а теперь является музеем, сравнительно недавно ставшим доступным для всеобщего обозрения. К сожалению, первоначальная мозаика этого памятника, которая была не менее, а может быть, и (более прекрасной, чем мозаика Ая Софьи, в большей части уничтожена. В той же, которая сохранилась, нет ни экзотичности, ни напыщенности, которые были характерны для большинства памятников религиозного искусства. Неподдельным шедевром является мозаика с изображением св. Павла: у него вдохновенное лицо, а фалды его одежды создают впечатление трехмерности. Изумительны также фрески, запечатлевшие святых с характерными для византийского искусства продолговатыми лицами простых греков. Больше других мне запомнилась настенная фреска скорбящей Мадонны с нежным, задумчивым лицом. К сожалению, репродукции с этих фресок не продаются, а фотографировать их нельзя, потому что они являются собственностью музея. В.который раз я тогда убедилась, что турки не особенно стремятся к пропаганде своих великолепных памятников.

Византийское влияние сказывается и на тех постройках, авторами которых были османские мастера. Так же как Юстиниан считал делом своей чести «одержать верх над Соломоном», «переплюнуть Юстиниана» было делом чести османских султанов. Больше других удалось это сделать самому могущественному султану — Сулейману Великолепному (1520–1566), который через сто лет после взятия Константинополя довел свою империю до высшей степени могущества.