Турецкие народные сказки - страница 3
. Лубочная литература отличалась от фольклора по композиции, метру, стилю и словарю: процент арабских и персидских заимствований в ней был много выше. По словам Куноша [9]>[10], существует резкое разграничение между «сказками старой бабушки», носителями которых являются неграмотные женщины, и сказками лубочной литературы, которые рассказывает в кофейнях (иногда при дворе) меддах — «квалифицированный» рассказчик-профессионал. «Масал старой бабушки» — это подлинное произведение народного фольклора, сказка же меддаха — плод позднейшего подражания арабской литературе.
Прежние исследователи полагали, что различие между сказками той и другой категорий сводится к различию сюжетов: сказки масал — волшебные сказки, тогда как сказки меддахов — реалистически-бытовые. Дело, очевидно, не в этом: масал — это сказки крестьянской среды, которые в городах (а Кунош работал в Стамбуле, Смирне, Анкаре, Брусе, Айдыне) были «загнаны в харем» и сосредоточились «вокруг нянек», а сказки меддахов — это репертуар городского мещанства. Естественно и то, что в период деятельности Куноша репертуар меддахов в условиях турецкого города явно преобладал над «сказками старой бабушки».
Если говорить об издании турецких сказок в самой Турции, то речь, разумеется, может идти только о репертуаре меддахов, которые в противоположность «старой бабушке» в известных случаях прибегали к помощи печатного станка>н. Самый интересный и, пожалуй, самый распространенный из подобных образцов лубочной литературы — это сборник под заглавием «Биллюр кёшк хикяйэси» («Рассказ о хрустальном замке»). Для того чтобы дать представление об этом типе сказок, в наш русский перевод включены из названного сборника три сказки (№ 22, 46, 54).
Первые попытки изучения турецкой сказки — и фольклора вообще — в самой же Турции связаны с именем писателя XIX в. Мехмеда Тевфика. Это не был ученый исследователь или квалифицированный фольклорист. Но это был человек, который не разделял общего презрения к фольклору, характерного для той эпохи, а кроме того, усердно собирал сказки и анекдоты и литературно оформлял полученные им материалы на фоне реалий старого быта, знатоком которых он являлся, Поэтому его произведения (особенно «Год в Стамбуле») совершенно необходимы для занятий турецким фольклором в научной плоскости [11], и недаром они в значительной степени уже переведены с турецкого языка издателями «Türkische Bibliothek» Якобом и Менцелем.
Как же обстоит дело с положением и изучением сказки в современной нам новой Турции?
Быстрая перестройка жизни, начатая при кемалистах, радикально изменила быт: средневековая фигура меддаха с его репертуаром решительно сходит со сцены новой Турции. Сказка того типа, о которой говорил Кунош, ныне отошла в историю и в самой Турции. О собирании сказок методами научной фольклористики не раз говорилось в турецких учреждениях, ведающих языковым строительством и ныне объединенных в «Общество по изучению турецкого языка». Писались проекты и примерные программы для такого собирания. Запись сказок, очевидно, производилась, и, может быть, собран большой материал, но до научного издания дело, по-видимому, не дошло.
Что же представляет собою турецкая сказка? Так как вопросу об ее формальных особенностях и в связи с этим вопросу о методике ее перевода мы посвятим особую главу, — остановимся сперва на внутренней стороне турецкой сказки. Элементы, из которых слагается содержание турецкой сказки, двоякого рода: элементы, свойственные всякой сказке вообще, и специфически турецкие, которые, переплетаясь с первыми, и делают ее национальной, турецкой сказкой.
Сказка есть определенный фольклорный жанр специфического содержания и специфической формы. Сказка, по общему правилу, не считает для себя обязательными нормы реальной действительности во всех ее проявлениях: сказочный рассказ строится в расчете на то, что герои (разного типа и калибра) в нужное время как бы выходят за пределы обычных, человеческих норм поведения и добиваются своих целей различными волшебными средствами, явно противоречащими реальности. Но, с другой стороны, сказка и жизнь вовсе не являются прямыми антиподами: всегда, даже при самой безудержной фантазии, сказка (если только она художественна) в какой-то мере считается с нормами реальной жизни. Иначе говоря, сказка — это проекция реальной жизни на какой-то особой («волшебной») плоскости, своего рода карта жизни, снятая с птичьего полета фантазии. Это сплетение фантастических и реалистических элементов в ткани самой сказки не везде и всюду одинаково. Все разнообразие сказок, все их типы стоят в прямой зависимости от соотношения этих двух основных элементов сказки.