Твоё слово - страница 38

— Ага, а эта маленькая выскочка бы потом в отместку смешала его с таким дерьмом, какое даже мерзкой псине из Восточного Отделения не снилось! — возмутился мужчина, чуть не сплевывая дым от табака, — нет уж, такую гадину лучше сильно не злить — себе дороже!

Аррирашш раздраженно постучал пальцами по подлокотнику. Во-первых, придется теперь самому проконтролировать, чтобы все причастные к этому делу сели и сели на долго; во-вторых, неплохо бы натравить проверки вообще на все Отделения Стражи — Арши всегда считал, что им уделяют маловато внимания — причиной тому было довольно равнодушное, в общем-то, отношение старшей расы к младшим, почти все ресурсы обычно уходили на внутренние драконьи склоки, внешнеполитические игры и красивую архитектуру; в-третьих, неплохо бы поговорить с самой девочкой о благоразумии и рассудительности. Мужчина тяжело вздохнул и поднялся с кресла для посетителей. 

С дерева они меня все-таки стащили.

Я не особо и сопротивлялась — залезла я туда, потому что мне надо было время на раздумья, и я его сполна получила. В обмен на обещание дать им почитать набросок статьи прежде, чем отдавать его редактору, они согласились все-таки сводить меня к сгоревшей церквушке.

Втравить Дурика и Бобрика в очередной спор не на жизнь, а на смерть, было делом техники! А пока они лаялись я как раз успела поболтать и с пожилой прихожанкой и с мальчишкой-принеси-подай. Прихожанка ничего не знала, только осеняла себя каким-то, видимо, священным знаком и все повторяла: «шо ж эт деитсся!.. Как жиш это…».

Мальчишка же рассказал совершенно замечательную историю о том, что главный служитель этой церквушки — страстный любитель вылакать бутылочку-другую винца, и не раз уже опрокидывал свечи, просто обычно сам же их вином и тушил, а тут вот что-то не по сценарию пошло — священный дом погорел, но всех кто в нем находился, увести-таки удалось — опрокидывая бережно хранимые запасы вина того самого главного служителя…

Мальчишка сказал, тот закрылся в подвале своего дома и ни с кем не хочет разговаривать, потому что ему грустно, ведь венец своей коллекции он хранил как раз за алтарем.

Я старалась не хихикать слишком громко, но все равно то и дела неловко хрюкала в кулак. Винная лавка «Огонек» — спонсор моего хорошего настроения на весь день! Будет им реклама. И я приложу все силы, чтобы забабахать ее на первой полосе! Думаю, эта история даже Дорику с Бориком должна понравиться!

— Ребята, — позвала я; оба резко примолкли и уставились на меня подозрительными взглядами — думали, верно, о том, не успела ли я еще что выкинуть за то время, на которое они обо мне напрочь забыли, — нам нужно интервью жреца! 

— Может быть: «Огонек» знает как уберечь от огонька? — предложил Борбрик.

— Внесу в список, но надо подумать еще! — я записала на листочек еще один вариант заголовка. Мы сидели вокруг стола цербера на пропускном пункте в имперское дно. У нас был мозговой штурм.

— Разожги и потуши! — предложил старик Дирк; я кивнула и вписала.

— Винная лавка «Огонек» решила утешить жреца Лория, — сказала я, почесывая затылок, и тут же внесла еще один вариант в список.

— Винцо утешения для потерявшего венец коллекции! — выдал Дурик. А неплохо! Я послушно вписала.

— Можно еще смешивать разные варианты, — предложила я, — например: разожги винцом — потуши венцом!

Мужчины захихикали. Сидели мы тут уже часа полтора. Началось с того, что когда мы пришли, сторож грязно ругался с каким-то мужиком; тот был крупнее и наглости ему было не занимать, старика он уже ощутимо теснил. И что-то такое в нас всех проснулось…

Дорик и Борик-то с ним успели подружиться, а я просто уже считала это место своим и склочного старика — тоже своим. В общем, мужика мы втроем так облаяли, что он посчитал лучшим удалиться, пусть и выкрикивая в нашу сторону цветастые проклятия. И как-то так получилось, что статью я писала прямо здесь, пока они болтали о своем, стариковском. А потом втянула их в придумывание заголовка — чего они без дела маются? Получилось что-то вроде обмена опыта.

Я узнала, как весело с суровым видом рычать на каждого, кто переступит порог издательства; он — какое это непередаваемое удовольствие публично изгаляться над чужими историями! Под конец, когда мы уже понесли статью редактору, он даже сказал: