Творчество Лесной Мавки - страница 4
Нарисованные царевною.
Крылья белые — кровью пятнаны.
Над Россией плакали ангелы.
Над державой, безумьем выжженной —
Снежно-белые, огне-рыжие,
Словно лебеди — грусть пречистая,
Словно лебеди над Непрядвою,
Возносились Ольгины ангелы.
А когда заявились с обыском,
Рылись с хохотом в письмах девичьих
Да плевались махоркой желчною —
Во дворцовом камине таяли,
Отданы огню на заклание,
Беззащитные Ольгины ангелы.
Кровоточили, пеплом свилися.
В небо дикое возносилися.
А России уже не дышится,
Рвет ее вороньё жестокое.
В небе траурном — стая белая,
И молитвы святые слышатся
Вперемешку с лебяжьим клекотом.
Но вдогонку ружья оскалятся,
В снег кровавый ангелы свалятся.
Не летайте в Россию, лебеди —
Срежет пуля над невским берегом.
Время всё рассудило, расставило,
Боль с надеждою нам оставило.
И летят лебединой стаею
Над моей страной покаянною
Акварельные диво-ангелы,
Лучезарные Ольгины ангелы.
Убиенной царевны ангелы.
Гибель Григория
По хрустящему снежку — тропы волчьи,
И над городом месяц — зазубренный нож.
Город, как разбойник, в спину мне хохочет,
Да так, что бросает в дрожь.
А за мною гибель, слышь, крадется, стерва.
Ну-ка, поиграю с ней нынче на снегу —
Может, обману ее, коль не сорвутся нервы,
И дерзким смехом брошу опять в глаза врагу.
Ну а если сгину в роковом бессильи,
Упаду, зароюсь в кровяном снегу —
Так хоть ненадолго заслоню Россию…
Хоть на два годочка… Больше — не могу…
Яды приготовлены, вычищены ружья,
Мне теперь, как зверю, некуда уйти.
Как моя любимая, будет плакать стужа
В ледяных разломах
До слепой зари.
Борис и Глеб
Эх и просторна ты, Русь-матушка,
и звенит в мечах булатных удалая сила.
Да не знать, кому ты, подлая, дашь княжество,
а кому — во чистом поле могилу.
Выехали братья в поле дикое,
а над ними — только небо да колокол,
а за ними смотрит Русь великая,
цену жизни мерит желтым золотом.
Говорит Борис брату-отроку:
княжить в городах — что на веслах плыть,
мне, должно быть, силы не хватит, брат,
сил не хватит, да и не по сердцу.
А под Глебом, младшим, споткнулся конь
рыжей масти с лютым отсветом в кровь.
И ответил Глеб: все державы земли
на огне замешены, на крови.
Через поле дикое едут княжичи,
и горит над ними солнце червленое,
а про них наточены мечи вражии,
и в ликах братьев вещая грусть иконная.
Над озером
(Князь Владимир)
На Руси своей юродствуем…
Сцепи зубы да терпи.
Где-то крик коней испуганных
ветер носит по степи.
Видел, видел берег — княжеский
неразделенный завет.
Смертная печать не вражеский,
а родной скрепляет след.
Пепелище горько хмурится,
чуть змеится теплый дым.
Рыжий шут рассвет целуется
с отражением своим.
Тоску волчью нынче праздную!
А придет заря — очнусь
свою дочку неразумную
крестить — стареющую Русь…
Звонарь
Константину Сараджеву
1
В этом мире глухих
медный колокол — мой поводырь,
музыка — моя кровь.
Нервы, как синие жилы, в смертный узел скрутив,
я исповедуюсь криком колоколов.
Господи, Ты слышишь, Господи,
чернь да рвань собралась на площади,
снова целят колом осиновым
в Божьего Сына.
Господи, услышь, Господи,
пощади лихой народ, пощади.
Медь бессмертную просыплет звон
на затоптанной площади.
Нет спасенья тому, кто пригубил Истины!
Мне за всех доведется выстрадать
вещим колоколом Твоим.
2
Разве вы не видите?
Музыка расцветает
золотым, огненным, рыжим,
рассыпается осколками радуги.
Это ж впору ослепнуть тому,
кто так близко увидел сияние.
Я хочу в жизни совсем немного:
чтоб у всех были светлые лица,
чтобы жаждущие могли добра,
как воды ключевой, напиться.
3
Нынче крикнул зверем раненым
чуткий медный исполин.
Видишь, храмы обезглавлены,
звоны сброшены с вершин.
Верю, что воскреснет звонница,
щедрый колокол не ржавеет,
и еще придет, поклонится
покаянная держава.
4
Не казните Благовещенский
медноликий грустный колокол.
Я ударю в звоны Китежа,
ради праздника престольного.
Я ударю в звоны крепкие —
разольется ясно озеро,
сберегу от злобы вражеской
Благовещенский грустный колокол.
5
Расплескался набат над землей,
над сиреневою зарей.
Я звонарь — я апостол и шут,
неприкаянный снова
между просинью неба
и плахой сосновой.