Творивший легенды - страница 12

По детям своим Борис тоже скучает, видит их редко. “Я их очень люблю, — пишет он. — Они такие милые. И кажется, тоже очень меня любят”. Он мечтает, чтобы восьмилетний сын жил с ним, но это пока невозможно. С грустью размышляет он и о своих литературных неудачах: “Я пытался рассказывать людям истории, которых они никогда не читали. Полный идиотизм, более чем идиотизм; им нравится только то, что они уже знают. А я — наоборот, от того, что уже знаю в литературе, не получаю никакого удовольствия”.

Но не писать он не может. В 1951-м появляется еще одна пьеса в антимилитаристском духе, “Полдник генералов”, затем одноактная комедия “Голова кругом”, потом роман “Сердцедёр”. Галлимар, хоть и подписал договор на публикацию всех произведений Виана, от права своего отказался, и виановские тексты выходят в малоизвестных издательствах, не раскупаются и вообще остаются незамеченными. “Интересно, — замечает Борис в одном письме, — когда я пишу всякую дурашливую галиматью, это выглядит искренне, когда же пишу правду, все думают, что я шучу”. “Сердцедёр” — это была правда о впечатлениях детства. Борис подарил книгу матери, надписав: “Матушке Пуш, вот исчо одна на растопку”.

Идет время, жизнь постепенно входит в новое русло. Борис участвует в создании сценария для грандиозного представления в кабаре “Роз руж”. Это “Киновраки”, сборник скетчей на тему кино. Спектакль имеет оглушительный успех. “Люди визжали от восторга, а я стоял весь сине-зеленый, до того мне было страшно, — признается Борис в письме к Урсуле, которая опять уехала на гастроли. — Представляешь, даже не было генеральной репетиции! Я впервые видел их всех на сцене и скоро сам начал хохотать. Марсель держался за живот и жутко сдрейфил, когда дошло до скетча про Air Force, который и вправду такая умора, что дальше некуда! Я думал, американское посольство его запретит…” Но посольство ничего не запретило, и спектакль выдержал около четырехсот представлений. После этого Виана продолжают приглашать для постановки спектаклей, и его материальное положение слегка поправляется. Они с Урсулой переезжают в квартиру побольше, где Борису все приходится строить и перестраивать своими руками. Новое жилище находится у подножия Монмартра в живописном тупике Сите Верон, дом 6-bis. Окна одной из комнат выходят на террасу под открытым небом, откуда открывается вид на крыши и торчащие меж ними лопасти “Мулен Руж” (теперь в этой квартирке находится Фонд Бориса Виана).

Урсула часто уезжает на гастроли, оставляя Бориса одного. Когда она в Париже, они редко сидят дома. Оба, несмотря на денежные затруднения, красиво и изысканно одеваются. Это одна из самых элегантных пар артистического и интеллектуального Парижа.

Лето они проводят в Сен-Тропез. У моря Борис оживает: загорает, плавает, ныряет, несмотря на запреты врачей; утром, до восхода солнца, ходит на прогулки, беседует с рыбаками. Урсула не дает ему заботливых советов, она прекрасно понимает и разделяет его жажду жизни.

В Сен-Тропезе их окружала большая компания сен-жерменских друзей. Молодой режиссер Поль Павио как-то затеял снимать невероятный полудокументальный фильм о Сен-Тропезе. Борис написал для него сценарий. Ален Рене, еще не успевший стать известным режиссером, взял на себя монтаж. В одной из главных ролей снимался Мишель Пикколи. Жюльет Греко и Марк Дёлниц изображали самих себя и целовались перед камерой под комментарий (текст Виана) следующего содержания: “Греко и Марк Дёлниц посвятили свой отпуск совершенствованию дотоле неведомой эротической практики, которую только истинные знатоки сумеют оценить по достоинству. Научное название того, что они делают, дал Франсуа Мориак: “Поцелуй прокаженного”. Виановский “бразьер” тоже фигурировал в этом фильме на правах полноценного действующего лица.

Приблизительно та же роль была отведена ему на фотоприглашении, которое Борис с Урсулой разослали своим друзьям, решив наконец пожениться. Правда, женился Борис неохотно, уступая уговорам друзей и настояниям самой Урсулы. Урсула в свою очередь поддалась увещеваниям матери. После свадебной вечеринки, состоявшейся на террасе в Сите Верон 8 февраля 1954 года, Борис две недели с женой не разговаривал.