Творивший легенды - страница 14

стр.

Через месяц после разговора с Канетти Виан начал петь в его кабаре “Труа боде” (“Три осла”). Он страшно волновался перед каждым выходом, от смущения порой не слышал музыку, сбивался с ритма. Ему не хватало дыхания. Это было даже не вполне пение, скорее декламация под музыку. Но публика с интересом ходила слушать, как поет автор скандального романа, знаменитый сен-жерменский трубач, хотя восторга не проявляла и вообще реагировала вяло. Один только Серж Гензбур оценил тогда песенный стиль Виана и в 1984-м написал в журнале “Ар”: “Только потому, что я услышал Виана, я решил попытать счастья в этом непритязательном жанре”.

Однако фирма “Филипс”, угадав виановский стиль и его будущий успех, предложила Борису напеть пластинку. Сначала он напел правила дорожного движения, положенные на мотив популярных песен, чтобы изучающим было легче запоминать, потом записал с дюжину собственных песен под аккомпанемент оркестра. Эта первая пластинка в 45 оборотов называлась “Невозможные песни”. В том же году появилась вторая “сорокапятка” — “Возможные песни”. Третья, в 33 оборота, вышла в 1956-м и называлась “Возможные и невозможные песни”. На конверте была напечатана небольшая заметка об авторе. Если раньше Виан писал о Брассансе, то теперь Брассанс написал о Виане:

Борис Виан — это одинокий странник, бросившийся на поиски новых песенных миров. Если бы этих песен не было, нам, без сомнения, не хватало бы их. В них есть то необъяснимое, что делает любое произведение искусства нужным и важным. Кому-то они не нравятся, пусть так, на это у всех есть право. Но придет время, сказал мне один человек, и песни Виана будут нужны всем.

Летом 1955-го Борис гастролировал со своими песнями по Франции. Сопровождал его друг и аккомпаниатор Ален Гораге. В Париже Виана хорошо знали, многие его любили. Провинция же о нем слыхом не слыхала, в лучшем случае уловила смутное эхо скандала с Салливеном. И вдруг является какой-то человек со странным русско-армянским именем и распевает со сцены непривычные для слуха песни про дезертиров. Сначала публика недоверчиво прислушивалась, затем стала возмущаться и свистеть. Группа пожилых мужчин из Нанта, следуя за Вианом из города в город, пыталась сорвать его выступления. Исполнение “Дезертира” всякий раз сопровождалось криками “Убирайся в Россию!” и угрозами. Позже выяснилось, что это были ветераны второй мировой, которые почему-то приняли песню на свой счет, хотя писалась она по следам событий в Индокитае. Однажды едва не дошло до драки, и Борис пошел ва-банк, пригласив лидера группы выпить и поговорить по душам. После разговора все недоразумения были улажены, и собеседники расстались почти друзьями.

Летние приключения снова привлекли к Борису внимание парижан, и осенью столица ходила в “Труа боде” на Виана. Его признали как автора оригинальных песен, но совершенно не желали воспринимать как писателя. Не помогала даже рекламная кампания Коллегии патафизиков.

Сценическая карьера Бориса продлилась чуть больше года. Каждое выступление стоило ему такого нервного и физического напряжения, что сердечные приступы участились. В результате он надолго слег с отеком легких.

Виан много сотрудничает с фирмой “Филипс”, составляет каталог записей джаза, пишет комический рок-н-ролл — первый французский рок, становится заместителем художественного директора парижского филиала.

Что касается французского рока, то тут опять-таки не обошлось без мистификации. Композитор Мишель Легран привез из Америки новинку: рок-диски, по которым сходила с ума вся американская молодежь. Борису и его другу, молодому композитору Анри Сальвадору, новая музыка не понравилась: она звучала как пародия на джаз. Тогда они написали четыре комические песни с издевательскими названиями типа “Рок-н-ролл мопс” или “Рок-икота” и выпустили пластинку якобы по американской лицензии, обозначив Анри Сальвадора как Хенри Кординга, Виана как Вернона Синклера, а обладателя прав Жака Канетти как Джека К. Нетти. Сотрудники фирмы “Филипс” веселились от души. Кроме того, Виан сочинил очень популярную до сих пор во Франции песенку “Сделай мне больно, Джонни” (музыка Алена Гораге) и записал ее сам вместе с актрисой Магали Ноэль. Это была пластинка женского рока — в противовес мужскому, американскому. Рок у них получился очень эротическим и агрессивным, так что пластинка произвела шокирующий эффект. Канетти пришлось объясняться в высоких инстанциях.