Твой светлый дом - страница 34
Григорию было приятно узнавать травы, среди которых прошло его детство. Он срывал вялые, прибитые заморозком листья, растирал пальцами, нюхал. Вдруг он увидел Родиона — тот возвращался скорым шагом из степи с цветами в руке.
— Эй, братишка!
Разгоряченный ходьбой, Родион вышел из-за куста дерезы, пряча букет белых хризантем за спиной.
— Ты почему прячешь цветы? — спросил Григорий.
— Да я… Гриша… Я так, — смущенно ответил Родька.
— Где ты их нарвал?
— В соседнем хуторе. Там одна знакомая разводит…
От белых с золотистым отливом лепестков исходили приятный прохладный свет и терпковатый запах.
— До соседнего хутора семь километров, Родя, — с улыбкой сказал Григорий. — Ради кого ты бегал так далеко спозаранку?
— Ради мамы. У нее сегодня день рождения.
— Что ты говоришь?! Тогда айда в магазин, я что-нибудь ей куплю.
Забежав в хату, Григорий переоделся. Родион оставил цветы, и они двинулись в магазин.
Очень было любопытно Родьке узнать, читаю ли сельчане его сочинение. Он вначале шел рядом с Григорием, а потом, увидев, что там происходит, поотстал.
Люди толпились на крыльце еще закрытого магазина так, словно брали приступом двери, окованные жестью и перетянутые стальным поясом прогона. Смеялись, что-то возбужденно выкрикивали. Нижние старались пробиться наверх, к тетрадным листкам, приклеенным к двери. Пробрался туда Федя-почтальон, за ним и Гриша Матюхин. Шли доярки с работы, среди них была мать Родиона и тоже смешалась с толпой. И директор школы Иван Николаевич был около магазина.
Федя прорвался к двери, сорвал фуражку, замахал ею, призывая:
— Товарищи, тихо! Успокойтесь. Стойте на месте! Да тихо, я вам сказал! — От натуги побагровел шрам на его лице. — Слушай, народ, я вслух прочитаю!.. «Граждане жулики!..»
Его прервали, кто со смехом, а кто всерьез:
— Федя, мы честные люди! Не оскорбляй!
— Да тут так написано!.. И к жуликам обращаются, а не к честным. Не мешайте, читаю: «Граждане жулики! Как вам не стыдно? Зачем украли трубы и электромоторы? Без них не заработает автодойка! Обращаемся: верните по-хорошему! Сегодня же ночью. Иначе будет поздно. Предупреждаем: завтра же вывесим ваши фамилии на всенародный позор! Граждане жулики, помните, мы знаем о вас все! От нас не скроетесь». Подписано: «Крысоловы».
Федя, дочитав «Обращение», рассмеялся, от себя добавил:
— Молодцы, крысоловы! Правильно написали. Граждане, которые жулики, и я, как народный контролер, говорю вам: верните ворованное по-хорошему!
Так, наверное, давно уже не смеялись люди, собравшись вместе толпой, как сейчас. Родион грыз кулак от досады и разочарования: он, можно сказать, кровью писал, а его слова не приняли всерьез!
У магазина вдруг с визгом затормозил проезжавший газик. Из него выпрыгнул председатель колхоза.
— Что тут за митинг? — недоуменно опросил он. — Ты, Федя, тут командуешь?
— Да вот, видишь, «прокламация»! — крикнул Федя. — Обращение к гражданам жуликам. Обсуждаем. Прочитать тебе?
— Спасибо. Уже читал. Наизусть помню. — На порожках было засмеялись, но Литовченко укоризненно покачал головой, и смех умолк. — Ничего смешного я тут не вижу. Стыдно должно быть нам всем, что у нас уже такие… «прокламации» стали появляться. Кстати, об этом как раз и будет идти разговор на колхозном собрании в будущее воскресенье. Так что, приходите все. Там поговорим.
Председатель, сев в газик, хлопнул дверцей.
— Иванович, шумни Дяде, пусть идет магазин открывать! — крикнул Федя вслед отъезжающей машине. — На целый час задерживается! Тоже мне, шишка на ровном месте.
На крыльце вновь разыгрались страсти:
— Кто ж это написал?
— Да кто б ни написал — правильно написал!
— Ну, придумали… партизаны!
Никто у магазина уже не смеялся.
«Ага, дошло!» — радовался Родион, таясь за табачным ящиком.
На улице показался Дядя, какой-то сам не свой — растрепанный, неопрятный. Все повернулись к нему. Смотрели осуждающе, с раздражением: долго же пришлось его ждать!
Толпа возбужденно загомонила.
— Чего разгалделись?! — закричал Дядя без привычных шуточек-прибауточек. Не читая, он стал сдирать «Обращения» ключом от магазинного замка. — Понаклеили, хулиганье!