Твоя правда - страница 40

Но теперь я знала, каков будет мой ответ. Это может быть глупо, может быть неразумно после нашей истории, но я ответила...

- Да, - неуверенно улыбнулась, - наверное, так оно и есть.

- Это так странно, - засмеялась я, не в силах больше сдерживаться. - Кто, черт возьми, любит арахисовое масло с сыром и оливками?

- В юности у меня был особый вкус, - ухмыльнулся Диего, откупоривая бутылку виноградного сока. - Но не волнуйся. Клянусь, я вырос из этого.

- Ты уверен?- Я выгнула бровь. - Я не хочу найти сэндвич с двумя вещами, которые ненавижу больше всего.

- Не волнуйся, - подмигнул он. - Вот, - он протянул мне большой бутерброд, а себе взял еще больший. - Я мастер по приготовлению сэндвичей, - подсказал он, когда я подозрительно посмотрела на него.

Но потом улыбнулась ему, чувствуя себя лучше, гораздо лучше, чем раньше...

Это было через пару дней после нашей ночи в баре, и у нас был пикник в Центральном парке. Погода резко изменилась, потеплело только на некоторое время, и Диего предложил нам выйти на улицу.

Я медленно проверила начинку своего сэндвича, и мое сердце пропустило удар. - Я люблю грибы и говядину, - пробормотала я, улыбаясь ему.

Он улыбнулся в ответ и откусил огромный кусок от своего сэндвича, который был полон говяжьего фарша и овощей. - Я же сказал, что я мастер в этом деле.

Я откусила кусочек и растаяла, испустив стон чистого восторга. - Черт, как же это вкусно.

Диего расплылся в улыбке. Я вдруг пришла в восторг от того, как он выглядел, его лицо было мягче, чем я когда-либо видела, с его темными, расплавленными карими глазами, которые заставляли меня чувствовать, что все его внимание было сосредоточено на мне, как будто... как будто я была важна.

Никто никогда не смотрел на меня так прежде, и когда его руки внезапно убрали несколько прядей моих волос за ухо, мурашки побежали по моей коже, покалывая мочку уха, которую он коснулся кончиками пальцев.

Когда он опустил руку, я поймала себя на том, что на мгновение наклонилась вперед, как будто пытаясь проследить за его движением, но затем остановилась, ужаснувшись тому, что собиралась сделать.

Сильно покраснев, я откусила большой кусок от своего сэндвича и посмотрела прямо на огромный парк впереди, совершенно сбитая с толку. Что, черт возьми, со мной не так?

Между нами повисло молчание, пока я обдумывала свои почти унизительные действия, когда он прервал его и сказал: - Могу я спросить кое о чем личном?

Удивленная, а теперь скорее настороженная, я взглянула на него и увидела, что он наблюдает за мной. Было что-то в его глазах, что-то, что я не могла расшифровать, но это было неплохо. На самом деле, это было утешительно. Он успокаивал. Теперь он был моим другом.

Боже, как все изменилось.

- Хорошо, - сказала я, мой голос был тихим и неуверенным, когда я взяла себя в руки. - Ты никогда не спрашивал разрешения на это и всегда высказывал свое мнение, независимо от того, нравилось мне это или нет...

Он снова улыбнулся своей манящей улыбкой. - Я понял свою ошибку и пошел другим путем, - сообщил он мне. - Спасибо, что разрешила.

Мои щеки снова вспыхнули. - Тогда спрашивай, - пробормотала я, глядя на траву.

- Ты... - он заколебался, и когда я взглянула на него, его глаза были устремлены вперед. - Ты потеряла своих родителей?

Я напряглась, снова устремив взгляд вперед. Подтянув колени к груди, я обхватила их руками и глубоко вздохнула, когда очень осторожно решила сказать ему одну правду. - Моя мама умерла, - тихо сказала я, - много лет назад. От рака.

Он тяжело вздохнул. - Я сожалею о твоей потере, - тихо сказал он, - хотя сомневаюсь, что тебе от этого станет легче.

Сделав еще один глубокий вдох, я повернулась, чтобы посмотреть на него, и увидела, что он вытянул ноги вперед и откинулся на руки. Он повернул голову, чтобы встретиться со мной взглядом, и я слегка улыбнулась ему. - Нет, но тем не менее спасибо.

Он слегка улыбнулся в ответ, и его рука внезапно взяла мою, сжала ее. - Спасибо, что доверяешь мне настолько, чтобы поделиться этим.

Моя улыбка стала шире, когда пламя на моих щеках разгорелось. - Теперь, когда ты перестал быть придурком, мне стало легче,-сказала я ему, и пока он смеялся, я была загипнотизирована, загипнотизирована тем, как его голова откинулась назад, как его темно-каштановые кудри блестели в тусклом солнечном свете, показывая его прекрасное лицо, полное открытого юмора, яркое и душераздирающее.