Twinfinity Soul (СИ) - страница 27

Я смог очистить её тело и затупить терзающую её боль, не смотря на стыд и позор, накрывший меня тяжёлыми слоями. И когда я вновь спустил её одежды к ногам, скрыв тканью ужасные раны на теле невинном, я услышал лёгкое: «Благо… слови…», вышедшее из уст моей изнеможённой Сестры. Она заботилась обо мне все это время… Настал час и мне позаботиться о Сестре своей. И если это станет последним добрым деянием в моей жизни — так тому и быть.

И вновь часы шли мимо нас. Шли незаметно, то быстро, то медленно. Силы мои то возвращались, то уходили прочь, даже не давая мне понять этого. Холодную клетку освещал лишь тусклый свет лампы, и свет этот не угас даже на мгновение. Из-за этого фонаря… мне казалось, что всё вокруг нас, сокрытое темнотой непроглядной — небо наше тёмное. И только я, да Сестра моя Элиза, отдыхающая на коленях моих, освящены лампой этой. Тело моё вновь было готово погрузиться в сон, если бы не нежный голос Сестры моей:

«Братец…» — произнесла она лёгким шёпотом, взывая ко мне. — «Братец мой любимый… Вновь ты… тратишь на меня с-силы свои… Время своё…»

Пугали меня слова эти. Никогда ещё не приходилось Сестре моей винить меня за помощь возможную. Неужели она винит меня за то, что я делаю для неё?

«Что ты такое говоришь? Это мой долг, моя миссия — заботиться и защищать! Я просто не мог…» — дрожащие руки Сестры Элизы коснулись рта моего, а из губ её вышел лёгкий шёпот, прервавший меня на полуслове. Она успокаивала меня, растягивая улыбку на лице румяном:

— «Глупенький братец… Твоя помощь… Она не-еоценима… Душа моя… с трев… вогой принимает долг… перед тобой. И мне… не оплатить долг… эт-тот».

«Нет долгов среди Братьев и Сестёр», — произнёс я ей в ответ, в тоне скромном, но серьёзном. — «Мы должны заботиться о тех, кто нуждается в заботе и помощи нашей. Мы отдаём наш долг, Сестра. И долг этот мы отдаём Отцу-Создателю, а не людям».

Я был уверен в том, что слова Сестры Элизы я понял точно. Что ответ мой должен раскрыть истину, сокрытую в душе моей. Что добро я приношу по своей собственной воле, не желая взаимной выручки и не закрывая душу свою одолжениями. Я даю слово, которое выполнить я обязан. Я даю клятвы, которые рушить запрещено. Я забочусь и даю добро… только добра ради. Но в словах Сестры моей была сокрыта небольшая тайна. Она улыбнулась мне, коснувшись щеки моей рукой дрожащей, а из уст её вышел шёпот ласковый:

— «Я… не верю в Отца-Создателя, братец», — признанием своим она шокировала меня. Святая Сестра, рождённая и выращенная в церквях… не верит в бога нашего! Как бы странно это не звучало, но я не мог винить свою Сестру за это. Я сам был готов свернуть с этого пути, ибо в нем не было того добра и света, которого я так сильно желал. Даже Сестра моя, словно книгу читая, ловила мысли мои: — «Меня покрывали молитвами… но молитвы эти… Это лишь слова. В них нету… тепла. Смысла. И взгляд божий… неизвестен мне. Я чувствую лишь тепло огня. С-света… тепло. А то, что сделали с тобой… люди, называющие себя святыми… Это не то, во что я должна верить».

«И во что же ты веришь, Сестра, если не в Отца-Создателя?» — спросил я её с улыбкой. Мне было интересно узнать о вере своей Сестры в свои последние часы, и увидеть в ней человека иного. Многое я могу узнать из слов своей Сестры. Пойму я каждое её решение и каждую её мысль. И её новая вера заставила меня… покраснеть:

«Я верю в тебя, братец. В слова твои… верю. В правду твою». — Сестра, словами тихими, заставила меня залиться стыдом безграничным. Вера её была необъяснимой, и в центре веры этой стоял я — проклятый сын, избитый своими Братьями и проклятый всеми в церквях. Брошенный в темницу и забытый всеми. Узнай об этом любой Святой — сочтут за грех. Не поймут. Не простят.

С улыбкой на лице румяном, Сестра Элиза коснулась моих губ пальцами своими, продолжая наблюдать за мной. Наблюдать за тем, как я наполняюсь красками и сжимаю губы свои, отвожу взгляды свои… Как в сердце моём набирается волнение от каждого касания её рук.

«Отец-Создатель, сколько бы я не молила его… Не слышит меня. Не дарит мне прощения и не очищает меня от мук вечных… Только ты, братец мой… слышишь меня. Прощаешь меня. Стираешь боль руками своими», — каждое её слово лишь добавляло красок к моему лицу. Сердце моё не могло успокоиться, высказывая свой отказ частым ритмом. Даже сопротивляться я не мог, когда она приподнялась, обхватив шею мою руками нежными. Коснувшись губами своими мочки уха. Продолжая шептать мне о вере ко мне, впитывая в себя всю дрожь и тепло в теле моём: — «Не хочу я… стыдить тебя словами своими, братец. И все же… рядом с тобой… я готова к любым испытаниям. И даже если исп-пытания эти подразумевают грех — я согрешу. Ради тебя, братец мой, согрешу, и одарю душу твою… на небесах… поцелуями…»