Twinfinity Soul (СИ) - страница 6

«А зачем она мне?» — спросил я Брата своего, и он ответил мне на мой вопрос. Серьёзно и спокойно:

— «За стенами церквей — никто не должен видеть лиц святых».

Миссия моя была простой, но за простотой её лежала опасность, готовая ударить по нам в любой удобный момент. Земли Людские грешны и просторны, а глаз, что будут следить за ней — не всегда хватает. Именно этим и занимается Орден пресвятой Инквизиции. Мы — пастухи с сердцами светлыми, что загоняет заблудших овец обратно на пастбище. И пастбище наше было обширным, похожим на рыбью чешуйку видом своим. Восемнадцать стен разделяют земли наши, придавая каждой отельной части свою пользу и предназначение. Семнадцать этих стен — внутренние. Они подобны отдельным ниточкам в паутине, разделяющей наши земли на районы. И только одна стена была внешней.

Огромной, массивной, растянутой от конца до конца. Называют её «Матинфеевым кольцом», ибо она была подобна кольцу на пальце нашего мира. Она закрывала нас от нечисти и Даемонов, не давая им ступить на наши земли.

Обо всем этом я вычитал из рукописей, и я надеялся увидеть Матинфеево кольцо своими собственными глазами. Увидеть мир за его границами. Взглянуть в пасть Даемона-зверя с высоты этой могучей стены. Но сначала мне предстояло пройтись по улицам и закоулкам соседних районов под присмотром Брата Савелия. По улицам темным и мрачным. Незнакомым мне.

«Стой у плеча моего и не отставай, братец», — указаниям Брата Савелия я следовал строго. Также за ним следовал и другой наш Брат — Аместо’лий — придерживающийся правого плеча Брата Савелия. Брат этот был молчалив, но мудр. Он знал, какими путями следовать. Держал своё ухо востро, а глаз — во внимании вечном. Так и была собрана наша смелая Троица: Я, Брат мой Савелий и Брат мой Аместолий.

Только мы ударили кремнём о сталь-наконечник, зажигая Порядок на инструменте нашем… Только массивные ворота, со скрипом и грохотом, распахнулись перед нами — началась наша миссия. Братья и Сестра наши — Судья — разделились и начали следовать своей дорогой. А я, следуя за Братом Савелием, продвигался вглубь улиц мрачных, наполненных людьми разных сотов и внешностей. Сапоги погружались в грязь и пыль, стукая носком о выплывшие из грязи каменные плиты. Тусклый свет ламп слабо мерцал, едва-едва освещая лица местных крестьян, скрывших свои лица за ткаными капюшонами и шерстяными платками.

По указу Брата Савелия, я должен был оглядывать всех и каждого, заглядывать за углы и в окна домов. И если моему глазу не понравится чьё-либо лицо — опросить и обыскать. Но моя душа была мягкой, трусливой. Каждый взгляд для меня казался немощным, слабым. Я чувствовал сердцем своим, что люди эти ищут помощи, но не могут её найти. Эти мысли лишь сильнее разгорались в моей голове, когда мне довелось пройти мимо площади, в которой пустовали торговые прилавки. Лишь каменные стены домов и замшелый фонтан в сердце площади — все, что описывало это место. К этим тусклым картинам можно было добавить единственный звук, пронзивший тишину. Женский крик, громкий и протяжный.

«За мною, Братья!» — выкрикнул Брат Савелий и, выхватив свой инструмент, ринулся вперёд, выискивая источник этих криков. Во тьме нас поджидала опасность, и опасность эта была намного ближе, чем казалось. Спустя несколько секунд, остановившись посреди улицы, Брат Савелий направил инструмент свой в сторону дома, и Брат Аместолий, сделав несколько шагов в указанном направлении, выбил шаткие двери в дом этот плечом своим могучим. И пока Брат Аместолий обыскивал крестьянское жилище, — мы продолжали движение вперёд.

Я начал лучше понимать свою задачу, когда Брат Савелий указал рукой своей в сторону другого дома, в окнах которых можно было увидеть тусклый свет лампы. Шаткие, прогнившие двери этого дома не стали для меня проблемой. Один сильный удар ногой, и от этих дверь осталось ничего, кроме щепок. Порядок освятил эту комнату своим божественным светом, и этот свет озарил меня. Я увидел чёткие очертания и лица семьи крестьянской, что укрывалась в этом доме. Ничего, кроме мешков с соломой, двух табуретов и стола, на котором горела одинокая свеча.