Ты полюбишь вновь - страница 56

— Знаешь, ты заслуживаешь откровенности, — снова заговорил Саймон. — В конце концов, во многом благодаря тебе я стал другим человеком.

— Благодаря мне? Другим человеком?

— Да, и не смотри на меня с таким изумлением. Это истинная правда. То, как ты повела себя в этих… прискорбных обстоятельствах… заставило меня пересмотреть многое в моем собственном характере. И знаешь, мне не очень-то понравилось то, что я увидел. Теперь мне кажется, что я поступил более чем глупо, повернувшись спиной к жизни только потому, что два человека, пусть и близких мне, предали меня. Так что, как видишь, мне есть за что тебя благодарить.

Их взгляды встретились, и у Мэнди перехватило дыхание… Ей не приходило в голову усомниться в том, что Саймон говорит серьезно. Она просто не могла поверить, что ее поступки могли перевернуть его жизнь.

— Мэнди… — начал он.

Тут на столе зазвонил телефон, и Саймон взял трубку:

— Розовые плантации Деррингтона. А, привет, Ники, это ты. — Голос сразу потеплел, стал простым и домашним. — Рад тебя слышать. Нет, я еду завтра с утра в Сент-Олбанс. Правда? Хочешь, я тебя подвезу? Да, конечно, с удовольствием. Я к тебе заеду около восьми, и тогда обо всем договоримся. — Послушав, он сказал: — Нет, Мэнди здесь. Ну тогда скажи мне «спокойной ночи». Спокойной ночи, Ники.

Он положил трубку, улыбаясь:

— Никола завтра едет в Лондон. Я ее подброшу, мне по дороге.

Он встал. И вид у него был, как показалось Мэнди, опять очень довольный жизнью.

— Сегодня вечером меня не будет дома, когда ты придешь укладывать Пипа спать, так что до завтра, Мэнди. Я вернусь самое позднее в восемь. Но если ты закончишь раньше, можешь меня не ждать.

— Я лучше подожду, — пообещала она.

Он кивнул и вышел из комнаты, тихонько насвистывая.

Мэнди осталась сидеть за столом. Значит, больше можно не жалеть Николу. Может быть, Саймон именно это хотел сказать… что переменил свое отношение к женитьбе? Но внутри у нее все сопротивлялось догадке о том, что Никола и Саймон любят друг друга.

«Ты как собака на сене, — упрекнула себя Мэнди. — Завидуешь чужому счастью, потому что упустила собственное».

Изобразив улыбку, она вышла в сад искать Пипа.

Это случилось на следующий день, после обеда. Мэнди зашла на кухню и увидела миссис Доббин, которая сидела на стуле, вцепившись руками в сиденье и вся посерев.

— Это люмбаго, — простонала она. — У меня как-то раз уже был такой приступ. Ой-ой! — Лицо ее исказилось от боли, когда она попыталась шевельнуться. — А сегодня приезжает делегация из Женского института.

Мэнди моментально оценила ситуацию:

— Об этом можете не беспокоиться, миссис Доббин. Я займусь ими сама. А вам надо немедленно лечь в постель. Я знаю, что такое люмбаго: у нас в приюте миссис Уилльямс от этого страдала. Бедная вы моя, это такая ужасная боль. Идемте со мной, опирайтесь на меня, я помогу вам подняться в вашу комнату.

Путь оказался долгим и мучительным. Но к половине третьего миссис Доббин лежала в постели, укутанная в одеяло и обложенная горячими грелками, делая вид, что ей уже намного лучше.

— Ни о чем не беспокойтесь, дорогая, — заявила Мэнди. — Я со всем справлюсь сама.

И ей действительно это удалось. Она накрыла чайный стол на лужайке для дам из Женского института, они оказались очень милыми дружелюбными старушками. Пип, прихрамывая, бегал от одного стола к другому, разнося традиционные лепешки, не забывая по дороге проглотить несколько штук, и очень довольный суматохой, царившей вокруг.

Когда дамы уехали и Мэнди перемыла всю посуду, она пошла наверх проведать миссис Доббин.

— Сейчас я пойду в деревню, скажу вашей сестре, что случилось. И захвачу свою зубную щетку и ночную сорочку — переночую здесь, в западной комнате, чтобы утром успеть приготовить завтрак.

— О, милая моя, как мне не хочется нагружать тебя всем этим, — проворчала старушка. — Но я, видишь… ой-ой-ой! Меня хоть в утиль сдавай.

Мэнди похлопала ее по руке:

— Пока просто лежите в постели, не вставайте, придет доктор, а там посмотрим.

Часы пролетали незаметно. Пришел врач, прописал полный покой, горячие ванночки и таблетки. Заглянула сестра миссис Доббин и предложила сделать больной горчичники, против чего Мэнди протестовала что есть сил — она считала, что горчичники еще хуже, чем люмбаго.