Ты полюбишь вновь - страница 68

И он скорчил ей гримасу. Последнее время они стали такими друзьями, подумала Мэнди. Возможно… возможно, они смогут и дальше общаться, после того, как он женится на Николе. Может быть, она в конце концов научится довольствоваться простой дружбой. Хотя она прекрасно знала, что это у нее никогда не получится.

В тот же день позвонила Никола. К телефону подошел Саймон, и Мэнди показалось, что голос его звучал напряженно, почти раздраженно.

— Но, дорогая моя, я никак не могу, ты же знаешь. Лучше сама сюда заходи. Что? А! Понял. Ну ладно, хорошо, зайду, примерно через час.

Он обратился к Мэнди:

— Пойду зайду к Марсденам, но ненадолго. Сегодня вечером я собирался остаться дома. Наверное, я старый глупец, но мне кажется, что если в последний момент что-нибудь пойдет не так, я просто все брошу. И потом, с погодой не все ясно. Эта жара не может держаться вечно, когда-нибудь погода должна смениться, и тогда наверняка будет ливень. Но я срочно понадобился Николе.

В тот вечер Мэнди все откладывала обычную процедуру укладывания Пипа в постель. Самое дорогое становится еще дороже, когда знаешь, что скоро лишишься этого.

Пип в последние дни был в отличной форме. Он уже ходил сам, без посторонней помощи, и довольно уверенно. Как уверяли врачи, скоро он будет бегать, и лазить по деревьям, и играть во все игры. Саймон планировал отправить его после Рождества в подготовительную школу. Дети жили там как в интернате, но были и приходящие ученики, вот таким учеником и станет Пип. Предполагалось каждый день возить его в школу и обратно на машине. А если ему там понравится, то со временем, если захочет, он сможет остаться в интернате.

— Не хочу сразу на него давить, — говорил Саймон. — С другой стороны, чем быстрее он свыкнется с мыслью, что ничем не отличается от остальных детей, тем лучше. Но надо продвигаться вперед постепенно, шаг за шагом, и не торопить события.

Мэнди была с этим согласна, поражаясь и восхищаясь тем, как терпеливо и предусмотрительно относился Саймон к ребенку.

Когда обычный ежевечерний ритуал принятия ванны и чтения на ночь был закончен, она спустилась вниз и села возле открытого окна в сгущающихся сумерках. Она знала, что разумнее было бы включить свет и почитать что-нибудь или достать свое вязание — она вязала теплый жакет Пипу, — но сегодня вечером впервые в жизни была не в состоянии заняться хоть чем-нибудь.

Здесь она сидела тогда, в ту ночь, когда ждала Саймона. Мэнди вспомнила, как кровь словно быстрее побежала по ее жилам, когда, наконец, она увидела фары его машины, подъезжавшей к дому, как огромная волна облегчения и радости захлестнула ее.

«Саймон, мой милый, мой любимый».

Она пошире раскрыла створку тяжелого окна и высунулась в темный сад. Стояла гнетущая жара, не было ни малейшего ветерка. Побыстрее бы вернулся Саймон на случай, если скоро разразится буря. Мэнди со стыдом вспомнила, как при вспышках молнии всегда бежала прятаться под одеялом, как маленькая, но если бы Саймон был здесь, с ней, она бы ничего не боялась.

Как глупо, твердила она себе… глупо так переживать. Сейчас она задернет шторы и найдет себе какое-нибудь занятие. Но вдруг темноту прорезала вспышка молнии, почти вслед за ней раздался раскат грома. Потом секунд десять стояла тишина, неподвижная, зловещая. И внезапно хлынул ливень как из ведра, застучал по крыше гаража, превратил гравиевую дорожку в озеро, застучал барабанной дробью по листьям вишни под окном.

— Розы! Розы Саймона!

Времени размышлять не было. Некогда было искать плащ или колпак. За несколько минут Мэнди добежала по траве до розария, вздрагивая от ударов грома и вспышек молний, бросилась к калитке. На Мэнди уже не было сухого места, ее легкое платье промокло насквозь.

Теперь уже молнии сверкали беспрерывно, заливая сад мертвенным белым светом. Деревянные ящики стояли в углу под навесом. Они были тяжелые и громоздкие, почти с нее ростом, и Мэнди, напрягая все силы, потащила их по раскисшей земле.

Любой ценой надо было закрыть две клумбы с выставочными розами. Может быть, даже уже поздно, похолодела она, таща и толкая вперед неподъемные ящики. Дождь словно стальными прутьями хлестал ее по лицу и по рукам, а шквальный ветер раскачивал и трепал ломающиеся кусты.