Ты – в игре! и другие ужасные истории - страница 38

Мама Семикотова – как ее называет отец, – так же как и Матрена Ивановна разъезжает по заграницам. Порой Рите казалось, что она совсем не нужна своей матери. Совсем-совсем. Конечно, она привозила ей такие шмотки, о которых никто из березовцев и мечтать-то не мог, и все-таки…

Каждой весной Рита надеялась, что уж этим-то летом она тоже куда-нибудь поедет. И каждый раз слышала одно и то же: вырастешь – будешь по заграницам ездить! А пока сиди в Берёзовке.

И она сидела. Так сидела, что даже не выходила из дому. Ха-ха, все в поселке думали, что она путешествует по Европе, а она, в отличие от многих одноклассников, не была даже в краевом центре.

Однажды, вернувшись из очередной поездки, мама Семикотова решила всерьез заняться воспитанием дочери. Рита была счастлива. Неужели они теперь будут общаться, обсуждать проблемы? Но счастье длилось всего… семь минут. Мама Семикотова пришла на разговор с дочерью с листком бумаги, на котором была написана тема разговора: «Ты и другие», а чуть ниже – повестка дня. Отец, увидев этот листок на другой день на кухне, хохотал до слез.

– Так ты общаешься с дочерью? – смеялся он. – А без бумажки никак?

Но, как бы ни смеялся отец, Рита надолго запомнила этот единственный серьезный разговор с матерью.

– Ну посуди сама, – сказала мама Семикотова, – кто они и кто ты? Ты – дочь предпринимателя, которому принадлежат все магазины в поселке. У нас трехэтажный коттедж, у нас – деньги, много денег! А они! Ну, те, что вокруг! Эти твои Князевы, Зюзевы, Тюльневы и их родители – чего они стоят в этой жизни?

И Рита поняла – ничего-то они не стоят. Ни-че-го!

– Они – одноклеточные, – продолжала мама Семикотова, – понимаешь?

Рита кивнула. Вспомнила, что к одноклеточным относятся амебы и инфузории-туфельки.

– А теперь подумай, что за жизнь у этих одноклеточных! Вот, бабы березовские – тоже ведь одноклеточные. Все. И что у них? Работа, дом, хозяйство, скотина… – мама Семикотова вздохнула и устремила взгляд куда-то вверх. Вспомнила, наверное, свои путешествия по миру: Париж, Венеция, Рим, Нью-Йорк. И… забыла о дочери.

Сейчас Рита подумала, что ее жизнь тоже в какой-то степени сродни жизни одноклеточных. А может, и хуже. Нет, ей не надо ковыряться в земле, доить корову, убираться в стайке, у нее есть все, что она захочет, кроме друзей. И чего-то еще…

Но чего еще у нее не было, Рита додумать не успела. Сон взял свое.

Вдруг до нее донесся тихий скрип. Открыв глаза, она увидела, как по комнате медленно проплыло пламя свечи и исчезло за дверью. Рита поднялась и тоже вышла за дверь.

Ночь была в самом разгаре. Огромная луна хорошо освещала двор. Никита уселся в беседке и стал ждать. Уж сегодня-то он своего не упустит, будет преследовать Дуньку до самого конца. После разговора с Ритой он понял, что просто обязан задержать и Дуньку, и ее подельников. Попросту говоря, банду черномешочников, так он ее про себя назвал. А то, что она вот-вот выйдет, он был уверен на все сто процентов.

Со стороны лестницы, ведущей в кабинет Хохрякова, послышался какой-то шорох. Сначала Никита подумал, что это соседский кот, но эту мысль он тут же отбросил – в следующий момент заскрипели ступеньки. Неслышно открылась дверь, и окно кабинета Хохрякова тускло осветилось мигающим огоньком свечи. Он то приближался, то удалялся и, наконец, замер где-то в глубине комнаты. Никита подкрался к лестнице и стал ждать. Ладони вспотели, сердце переместилось куда-то вверх, к горлу, в животе начались какие-то спазмы.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем кто-то вышел из кабинета, осторожно захлопнул дверь и начал медленно спускаться по лестнице вниз. Вот он, совсем рядом. Никита уже готов был схватить злодея за руку, но, увидев на голове черный мешок, на мгновение растерялся. Драгоценные минуты были потеряны, незнакомец устремился вглубь сада. Никита бросился следом.

– Стой!

Преодолев несколько метров, он споткнулся о какую-то корягу и упал, больно ударившись коленом. На мгновенье фигура слилась с темным забором, потом ловко перепрыгнула через него, и уже с той стороны послышался негромкий сатанинский смех.