Тяжелое утро, или История о том, как нелегка жизнь в наше непростое время - страница 3
Лампа в кабине начала с треском мигать.
– Чего ты так смотришь? – растерянно произнес длинноволосый.
Рыжий растянул улыбку до самых ушей. Из его нутра разнеслись булькающие звуки, он нагнул торс, обхватив свой живот, и феерично сфонтанировал рвотой непосредственно на тело соседа. Брызги покрыли все стены лифта.
– Твою мать, парень!
Лифт резко остановился. Двери открылись с привычным ревом. Волосатый вылетел оттуда как бейсбольный мяч. Рыжий продолжал улыбаться.
Отгласы слов все так же гуляли по подъезду.
– Может тебе врача вызвать? – оттягивая пропитанную внутренними соками рубашку голосил длинноволосый, – Это ужасно! – он отворачивает скуксенную морду от зловонной одежды.
– Куда? – вертясь на лестничной площадке просипел Рыжий.
– Ну сюда.
– Заходить куда, идиот! Ты куда меня притащил, дрянь!
– Боже, парень, ты конкретно не в себе, – он посмотрел на рыжего с жалостью и испугом – Мы у тебя. Не узнаешь?
Он кивает на дверь, обитую старой потрескавшейся кожей. По ее краям с обеих сторон было навешано множество звонков разной формы, над каждым было какое-то число.
– Ты достанешь ключи? Я открою.
Волосатый жалостливо сводит брови то ли от боли за друга, то ли от едких паров рвоты с его одежды.
– Какие ключи, урод? Ты за кого меня держишь? Может хочешь меня трахнуть?! Хочешь тТра-Ах-тХну-уть – так и скажи! Ну давай, – его сиплый голос переходит в рев – давай, что ты! – он звучит так, будто каждое слово рвет ему глотку.
– Успокойся, парень. Прости, я не хотел задеть! – глаза длинноволосого округляются под свалившийся челкой.
Рыжий скинул свою куртку из черного кожзама. Волосатый подошел к ней и достал ключи. Рыжий не остановился и начал пытаться стянуть с себя толстовку, но запутался в ней.
– Твою мать! Что за дерьмо?
– Господи, да прекрати.
Длинноволосый подвалил к двери и перебрав пару ключей из связки отворил дверь.
Темнота коридора отстранилась под напором света из подъезда.
Длинноволосый взял все еще брыкающегося в перекрутившейся толстовке рыжего за плечи и повел в квартиру.
– Пусти, урод. Не трогай!
– Заткнись – раздался суровый шепот, – все спят еще.
Рыжий начал мычать и скулить извиваясь в широкой кофте, заточившей его голову и тело как смирительная рубашка.
Ему пришлось поддаться этому насильственному паломничеству и дать довести себя до комнаты через мрак коридора, который, разумеется, не сравнится с непроглядной темнотой, застывшей под тканью свернувшейся кофты.
Под кофту просачивались звуки мерных шагов и скрипящим под ними паркетом. Раздался звук открывающейся двери.
Волосатый помог снять этот саркофаг с запыхавшегося друга.
– Не вертись, дружище…
Безжалостный свет вонзился в глаза рыжего. Он оказался в маленькой комнате, обставленной ГДРовскими шкафами и тумбочками. У одной из стен стоял потрепанный диван, застеленный как кровать. Спинка потерлась и накопила на себе множество пятен.
В комнате было два окна, и оба были на одной стене, напротив двери. В пробеле между ними была старая труба от батареи, обои вокруг которой почернели от влаги до самого потолка.
С улицы в окна прилетали первые рассветные лучи.
– Ну и дерьмо!
Длинноволосый обвел взглядом прислонившегося к шатающемуся шкафу и спустившегося по нему на корточки друга.
– Что дерьмо?..
Он покосился на стену, на которой висел выцветший плакат с девицей в тонком купальнике, прилёгшей на пляже. От времени ее купальник стал ядовито-желтым, а море местами отдавало фиолетовым.
– Все дерьмо! И ты дерьмо! Вали отсюда!
Недовольное лицо на сутулой спине прищюрилось.
– Ну как я тебя оставлю? Ты совсем не в себе.
Рыжий зашипел. С корточек он бросился на длинноволосого и начал выталкивать его.
– Убирайся!
– Да… Чт… – Длинноволосый силился как-то усмирить бесноватого, хватая его за руки.
– Убирайся, сука, тварь!
Стоя на коленках, буйный все дальше проталкивал друга за порог. Он начал царапаться.
– Ладно, хрен с тобой, рыжий черт!
Он вышел, замахнувшись хлопнуть дверью, но, видимо, вспомнил о соседях и аккуратно ее прикрыл.
Бесноватого пробрало на смех. Он накатывал по нарастающей, с меняющейся амплитудой и частотой.
– Чер…– он не смог закончить слово, смех его распластал – тъ…тъ…тъ…тъ…