Тысяча журавлей - страница 34
Митинага удивился: «Разве вы не получили моего послания? Мне привиделся некий сон!» Юкинари только всплеснул руками и, не поинтересовавшись подробностями, без лишних слов, удалился. Вознеся молитвы, некоторое время не появлялся во дворце.
Жилище, где обитал сей дух, находилось к северу от улицы Сандзё и к западу от проспекта Ниси-но Тооин. Ныне члены дома Итидзё Тэйтокуко никогда не входят туда. Сей господин старший советник Юкинари преуспел в разных искусствах, но в сочинении японских песен был не силен. Во дворце проводилось состязание на знание песен, и приверженцы поэзии ни о чем другом не думали, как о науке стихотворства да о том, о чем следует спрашивать и как отвечать. Сей же господин старший советник Юкинари в ответ на все вопросы хранил молчание, и некто, не понимая, что происходит, спросил: «Что вы думаете о стихах: „Цветы на деревьях, что расцвели в Нанивадзу, // Зимою прятались..."?»[39]
Тот немного помолчал и в глубокой задумчивости ответил: «Ничего». Все рассмеялись и потеряли интерес к игре.
Чуждый поэзии, он изощрился умом, а также постиг искусство ладить всякие безделицы. Император Го-Итидзё, совсем еще ребенок, изволил приказывать придворным: «Подать сюда игрушки!» — и тем приходилось отыскивать для него разные диковины, золотые и серебряные, и прочие забавы. А сей господин Юкинари преподнес государю волчок, прицепив к нему шнуры, раскрашенные в разные оттенки пурпурного цвета. Государь изволил спросить: «Что за странная вещица?» И услышал в ответ. «Соблаговолите покрутить, вас это позабавит».
Государь отправился во дворец Синдэн, там пустил волчок, и тот закружил по всему огромному дворцу, и так приглянулся императору, что сделался его постоянной забавой, а все другие игрушки оказались забыты.
А еще придворные мастерили веера и преподносили государю. Планки делали из золотого и серебряного лака или инкрустировали вставками из золота, серебра и ароматического дерева дзин, пурпурного сандала, украшали резьбой. Бумагу брали несказанной красоты и писали на ней неведомые японские песни и китайские стихи, перерисовывали картинки с изображением знаменитых мест из книг, где собраны были «песни-изголовья»[40] более шестидесяти земель, — и все для подношения государю.
Господин Юкинари, по своему обыкновению, только тщательно отлакировал планки и на лицевой стороне желтой китайской бумаги с едва проступавшим водяным знаком красиво вывел уставным почерком китайское стихотворение-юэфу[41], а на оборотной стороне, «сдерживая кисть», сделал изумительную надпись «травяным письмом»[42]. И государь, любуясь веером, не уставал разглядывать то одну, то другую его сторону, а потом поместил в ручную шкатулку, сочтя удивительным сокровищем. На прочие веера только глянул мельком и отвернулся.
Так что похоже, вопреки слухам, благорасположенность государя к Юкинари поистине непобедима.
А еще он мастерски придумывал каламбуры. В день конных ристалищ во дворце Кая-ин в барабан бил управитель провинции Сануки Акимаса. Хоть и объявляли, кто пришел первым, кто вторым, — имен не помню. Главное, предполагавшийся победитель оказался проигравшим, и все потому, что Акимаса неправильно ударил в барабан. Свитский всадник, не сходя с коня, в страшном гневе обернулся и бросил ему в лица «Позор! С таким простым делом не справился! А ведь — подумать только! — „Акимаса и Юкинари" поминают как единое целое, тоща как один — первейший среди старших советников, пользующийся неизменным влиянием, а другой — ни на что не годный бывший управитель провинции Сануки, старый чиновник. Даже в барабан толком ударить не умеет!»
Услыхав такое, господин старший советник Юкинари произнес: «Оплошал Акимаса — поминают Юкинари, только позорят. Не стоило бы, попрекая Акимаса, трепать мое имя. Поистине стыда натерпелся!»
И люди возгласили: «Отлично сказано!» Всем его речь пришлась по вкусу, ее тогда часто повторяли.
А еще сын господина регента Итидзё Тэйтокуко, он же — дядя государя (его называли средним советником Ёситика, он приходился единоутробным братом младшим военачальникам Агэката и Ёситака), во времена правления монаха-императора Кадзана пользовался большим влиянием. И когда император принял постриг, тот со словами: «Я не должен отставать» — прибыл в храм Кадзандзи и через день постригся в монахи. В местечке, под названием Иимуро, жил он благочинно и так же скончался. Сей средний советник Ёситика, человек небольшой учености, но мудрой души, был выдающимся сановником, весьма влиятельным вельможей, во времена монаха-императора Кадзана управлял государством с цензором Корэсигэ.