«Тысячелетие МашыаХХХа» - страница 26

Мысли были невеселые, страшные, тупые и мрачные. Связь с Землей пропала совсем внезапно. Проверив всю связевую аппаратуру и убедившись, что она работает нормально, всем стало понятно, что произошло нечто, не содержавшееся ни в одной инструкции по аварийным ситуациям. А именно, поломка произошла не на корабле, и не в аппаратуре космоцентра на Земле. Поломка произошла просто на Земле, произошла поломка самой земной разумной до этого момента цивилизации. И поломка грандиозная, которую простыми профилактическими средствами не исправить. Это была какая-то или грандиозная катастрофа, сравнимая с космическим катаклизмом, или грандиозное землетрясение сразу в нескольких частях света, или самое страшное. То, о чем в последнее время говорили всё меньше и меньше. То, во что верилось уже с трудом. То, что казалось, было уже запрещено, побеждено, обсуждено и подтверждено многочисленными мирными договорами и заблокировано многочисленными хитроумными технологическими запорами. То, осуществиться которому не было никакой возможности, поскольку вероятность его осуществления в последнее время была практически равна нулю. Это мог быть глобальный ядерный конфликт. Мощный обмен ядерными ударами со стороны нескольких стран, в число которых явно вошла их родина – Россия. Что там произошло, было абсолютно непонятно. Кто на кого мог напасть в этом земном и таком, казалось, уверенном в себе мире? Что могли не поделить мощные цивилизации, в руках которых были хоть и огромные запасы разрушительных вооружений, но которые совсем не собирались погибать от этих вооружений. Эти вооружения давно, казалось, служили не столько оружием, сколько гарантией всеобщего, безопасного и мирного развития цивилизации. Не хотелось думать, что ружье, висящее на стене, всё равно может выстрелить. Вообще думать не хотелось ни о чем. Хотелось долететь до Марса и всё-таки сделать там этот самый первый шаг. Первый шаг разумного человека на далекой Красной планете. Шаг, которого не будет. Потому что лететь еще много времени, а лететь туда, зная, что твоя родная планета практически уничтожена, это было выше наших сил. Это было абсолютно невозможно. Это было полностью не по-человечески. Решение было единогласное.

Мы делаем максимально быстрый разворот и летим обратно. К Земле. К родной голубой планете, где, как оказалось, живет не такое уж и разумное население. К Земле, которая ждет нашей помощи. Где тоже придется делать такой же первый шаг. Первый шаг на планету Земля из Космоса после Катастрофы. Глобальной Катастрофы. И – работать, работать и работать, не покладая рук. Чтобы восстановить цивилизацию и не потерять разум на Земле. Земля – в коме. Но кома ее – живет.

Зафод сделал над собой определенные усилия и заставил себя уснуть. Раздумий было много, но режим он обязан был соблюдать. И поддерживать дисциплину на корабле. Катастрофы катастрофами, но нужно было жить, помогать жить другим и выживать всем.

"Да, полягут миллионы", – спокойно думал Евгений Липкович, пережевывая изумительно приготовленное кошерное мясо, прямо таки тающее во рту. И мысли о миллионах трупов были ему даже приятны в это время. – "Ведь это будут трупы наших врагов. В худшем случае – американцев. Мы будем руководить, а не умирать. У нас еще слишком много дел впереди".

Липкович оставил на столе крупную денежную купюру, стоимость которой раза в три превышала стоимость этого очень дорогущего обеда, и ушел в соседний кабинет немного отдохнуть после трапезы. Он любил, вопреки нынешней общей привычке, расплачиваться наличными. При использовании всех этих магнитных карточек не было того шика, что при использовании наличных купюр. Не везде, конечно, потому что возиться с наличными в других заведениях ему тоже было неинтересно. Но вот здесь, в любимом ресторане, он любил похрустеть свеженькими, только что напечатанными денежными знаками. Точно так же, как покрасоваться иногда перед здешними посетителями в своих баснословно дорогих костюмах да продемонстрировать свои роскошные бриллианты.

"Деньги", – с удовлетворением думал Липкович о них, как думают о хорошо проведенной работе или операции. – "Вот чего нам всегда хватало, так это такой разноцветной резаной бумаги"! – Липкович с наслаждением вспомнил рассказ своего знакомого американского еврея, крупного финансового воротилы, работавшего как раз в американском казначействе и тамошнем министерстве финансов. Липкович называл его про себя Дурнем, потому что он был ему страшно неприятен, абсолютно туп и жаден просто до неприличия. И чем больше у него было этой резаной бумаги, тем больше он был жаден.