Тысячи лиц Бэнтэн - страница 21
Мы дошли до лифта, и Морж ткнул кнопку. Всю жизнь не доверяю лифтам, и по веским причинам, но, по-моему, сегодня эти причины от меня слиняли. Я не мог думать ни о чем, кроме трех темных силуэтов, плывущих на лодчонке через канал. Из воды вытаскивают мертвую женщину, все краски тела будто смыты, и под резким светом прожекторов она похожа на привидение.
Приехал лифт, Морж, шевеля усами, ослепил меня улыбкой и открыл дверь. Глубоко вдохнув, я шагнул внутрь. Мы молчали, пока лифт, жужжа, поднимался на пятый этаж. Снова и снова, почти в бессознательности, перед глазами вставал этот кадр с женским лицом. В капельках воды, тусклым, безжизненным. И родинка. Я все вспоминал эту родинку и не мог остановиться.
Двери лифта бесшумно раскрылись, за ними показался вестибюль, затопленный темно-зеленым светом. Стены и потолок задрапированы рыбачьими сетями, в которых запутались пластиковые ракообразные. Декор в стиле морской китч плюс готика, граф Дракула пополам с «Красным омаром».[18] Снова заговорил Морж, голос превратился в тихий шепот. Мне казалось, его слова накатывают и затихают, как волны.
— Сёгун Токугава… морская нация… наш большой опыт в навигации… датчанин, потерпевший кораблекрушение… капитан Уильям Адамс…[19]
Я сосредоточивался как мог, но все равно половина его речи пролетала мимо ушей. Мало того, что он говорил приглушенно, так еще и на замороченном диалекте, который обычно слышишь только в театре кабуки. Мы шли по холлу, и я подумал, что, наверное, уже уснул. Вижу сон, уже черт знает как давно, и в любой момент проснусь, окажусь снова в Кливленде — в своем кабинете, развалившись на стуле, закинув ноги в остроносых ботинках на стол, а сквозь шторы будет сочиться вечернее солнце.
— Два века изоляции… адмирал Перри,[20] американец, как и вы… Токийский залив в 1853-м… двенадцать черных кораблей… в американских школах?
Если я и вправду считаю, что утопленница — Миюки Накодо, за каким хреном я здесь, на полуночной экскурсии по стремному отелю? Разве не надо попробовать достучаться до господина Накодо? Но он не дал ни визитки, ни телефонного номера, ни адреса электронной почты, ничего. Мне до него не добраться, разве что перелезть через бетонную стену и вломиться к нему в дом. И вообще, если он еще не знает плохих новостей, мне не улыбалось оказаться тем, кто вывалит их ему на голову. Сомневаюсь, что он такой человек, кто спокойно воспримет смерть дочери, и мне неохота знакомиться с таким человеком.
— Господин Чака?
— А?
— Я спрашивал, рассказывали вам в американских школах об адмирале Перри и его двенадцати черных пароходах?
— Ну, в колледже меня заставили прочесть «Гека Финна».
Он склонил голову точно под углом норд-норд-вест, как и многие мои японские знакомцы, когда решают, насколько же я на самом деле туп. Мы прошли полный круг и снова торчали перед лифтом.
— Отлично, — пробурчал Морж, так и не придя к решению. Он ткнул в кнопку, и лифт открылся. — На этом кончается вторая часть нашего тура. Если вы будете любезны войти в лифт, мы приступим к третьей части. Все на борт.
Части третья, четвертая и пятая оказались практически одинаковыми. Мы останавливались на каждом этаже по пути вниз и слонялись по коридорам, а Морж бормотал свою лекцию по истории японского мореплавания. Из тех отрывков, в которые я врубился, я узнал факты до того бесполезные, что они наверняка застрянут у меня в башке навсегда. Однажды я окажусь на смертном ложе и стану грузить медсестер в хосписе всяким фуфлом про Цусимскую битву, про то, что японские подлодки называли в честь китов, а эсминцы второго класса — в честь деревьев. Если и от этого сестрички не забьются в экстазе, я всегда смогу процитировать статистику патинко из «Как поймать удачу?».
Сдается мне, к самой гостинице тур не имел никакого отношения. С тем же успехом мы могли бы ползти по тропе Готэмба на горе Фудзи или бродить по пивоваренному заводу в Саппоро. Если бы отель торчал в «Морском парке „Одайба“», как изначально планировалось, из этой морской лекции вышло бы чуть больше толку. Но вот уже пятнадцать с лишним лет отель стоит на приколе вдали от моря. За это время он мог уже и корни пустить.