Тюрьма имени свободы - страница 27

Тут же находятся самые неумелые, и их дружно высаживают из автобуса те, которые не умеют средне или чуть-чуть.

Потом те, которые не умеют чуть-чуть, высаживают тех, которые не умеют средне.

В результате все пассажиры оказываются высаженными из автобуса и начинают дружно его толкать.

Наконец-то автобус движется! Скорость, правда, не слишком большая, да и пассажирам приходится нелегко, но только так они научатся ездить в автобусе. К тому же их вдохновляет вид сидящего у руля водителя. Конечно, он никакой не водитель, и откуда он только взялся на нашу голову, но зато вы на него посмотрите, нет, вы только на него посмотрите: как он замечательно сидит у руля!

На Руси всегда было столько власти, что бери — не хочу. Но если кто возьмет по неосторожности, тут же на него кидаются и начинают отнимать. И при этом кричат: — Центральный вопрос — это вопрос о власти!

Отнимут и бросят. Валяется власть под ногами, бери — не хочу. Но чуть кто захочет — опять на него кидаются.

Совсем извелись. Ни работать некогда, ни отдыхать, ни поднимать культуру на более высокий уровень. Потому что центральный вопрос — это вопрос о власти.

Послали к варягам, чтобы они взяли власть. Нам, говорят, нужна твердая рука. Не такая, чтоб работала, а такая, чтоб нами володела. Чтобы всех держала за руки, не давала делать чего не положено.

Удивились варяги: как же можно работать, если всех держать за руки? Но на всякий случай решили попробовать. Не устояли перед соблазном.

Трудно было. Одной рукой собирать земли под единую власть, а другой держать народ за руки, чтоб не делал чего не надо. Иван — уже Четвертый! — догадался: надо всю власть так направить против народа, чтоб народ постоянно чувствовал, тогда его не придется держать. Самодержавие должно держаться само, но, конечно, надо, чтоб народ чувствовал.

Потом не раз посылали к варягам, приглашали приходить, володеть. Вкладывать капиталы, развивать культуру и образование.

Но при этом не забывали, что центральный вопрос — это вопрос о власти.

Большевики, которые свергли царя, так и сказали:

— Центральный вопрос — это вопрос о власти.

Демократы, которые свергли большевиков, так и сказали:

— Центральный вопрос — это вопрос о власти.

А власти столько, что бери — не хочу. Но лишь кто-то захочет взять, как все на него кидаются.

Некогда работать, некогда отдыхать, некогда поднимать культуру и экономику. Потому что центральный вопрос — это вопрос о власти.

Эту историю я помню уже столько лет, что пора бы ее рассказать, пока не забылась.

Тогдашний руководитель нашей республики, большой и непредсказуемой души человек (которая могла разместиться в нем только горизонтально), любил охотиться в здешних лесах, умиротворенных тишиной послевоенного времени. Он выезжал с большой свитой приближенных и егерей и, когда одуревшего от безмятежности зверя подгоняли ему под прицел, расставлял ноги, слегка сгибал их в коленях (совсем как Гулливер на рисунке Жана Гранвиля) и — нажимал на спуск.

И однажды, когда он присогнул ноги в коленях, кто-то сзади подставил сидение о четырех ножках и спинке, на которую можно откинуться, — специальный стульчик, изготовленный для руководителя республики, чтоб ему не стрелять из неудобного положения, а расположиться для выстрела с полным комфортом.

Руководитель сел, откинулся, нажал на спуск. Получилось очень удобно.

— Хорошая вещь, — сказал он, вставая и беря в руки стульчик, чтоб внимательно его рассмотреть. — Надо будет наладить массовое производство.

Он ведь ничего плохого сказать не хотел, он прежде всего подумал о народе. Другой бы на его месте и не вспомнил, а он вспомнил, подумал. Позаботился, чтоб народу было удобно стрелять, когда доведется выехать на охоту. Чтоб не стоять на полусогнутых, а расположиться поудобней, как того заслуживает наш народ.

Об одном не подумал глава республики: кто будет народу стульчик подставлять? Одной рукой придется целиться и предъявлять разрешение на охоту, а другой подгонять зверя и стульчик подставлять.

Тут и зверь расхохочется. Но приближенные были серьезны. Хотя внутренне, может, они хохотали, но внешне сдерживались. Лучше всего помалкивать, пока охота не на тебя.