Тютюнин против ЦРУ - страница 3

– Опять налево работаешь, Тютюнин? Серёга обернулся и увидел стоявшего в дверях приёмки директора, а рядом с ним бухгалтера.

– Обратите внимание, Борис Львович, – продолжал ябедничать Фригидин. – Пуговичек жменьку из бабушки вытряс, а до этого – самовар медный тульский.

– Откуда пуговицы, Тютюнин? – строго спросил Штерн, как будто это имело главнейшее значение.

– Должно быть, из бабушки просыпались… – пожал плечами Серёга. И вздохнул.

– Ну, допустим, что из бабушки. А где тот дихлофос которым ты здесь моль уморить собирался?

Серёга прошёл за прилавок и поднял с пола брошенный при отступлении баллончик.

– Вот, пожалуйста, – сказал он, протягивая директору неопровержимую улику.

– Так-так, Тютюнин, – произнёс Борис Львович и строго посмотрел на Серёгу. – Ты знаешь, что здесь написано?

– Нет, я язык только в школе изучал.

– Какой? – уточнил Штерн.

– Говяжий! – съехидничал Фригидин.

– Почему говяжий? – обиделся Серёга. – Персидский язык.

– Персидский?! – поразился директор и покачал головой. – Ну, Тютюнин… А ты видел, что здесь череп с костями нарисован?

– Ну видел, – неопределённо пожал плечами Серёга. – Это чтобы внутрь не принимали…

– Турбинов, ну-ка давай ты, – обратился директор к появившемуся дизайнеру-закройщику, который во «Втормехпошиве» считался человеком просвещённым.

– Полицейское спецсредство. Запрещено к продаже, – с ходу перевёл тот.

– Запрещено к продаже – ты слышал, Тютюнин? – Директор со значением поднял палец. – И кстати, – Борис Львович огляделся, – где хоть одна погибшая моль?

– Да, где хоть одна погибшая моль? – повторил Фригидин.

– Моль улетела…

– Вся? – уточнил Штерн.

– Практически, – кивнул Серёга. – Только я дверь открыл, они как ломанулись. И сразу в небо…

– «И их печальные голоса растаяли в вышине», – продекламировал Фригидин своим противным голоском. – Это ж тебе не журавли, Тютюнин. Это моль!

– Как сказать, – вмешался бывалый Турбинов. – Мне один товарищ привозил из Шри-Ланки траву…

– Не надо про траву, Турбинов, – остановил его директор. – А ты, Тютюнин, предъяви сам объект, с которого моль взлетала.

– Ага, полигон журавлиный! – снова влез Фригидин. Со двора в приёмку заглянула женщина.

– Вы работаете или как? Тряпьё берете?

– Тряпьё не берём, у нас тут не помойка, а предприятие по пошиву, – с достоинством произнёс Штерн. – Вы пока подождите, мы внутреннее расследование проводим. Скоро уже закончим.

– Ага, – кивнула женщина и прикрыла дверь.

Тютюнин поднял с пола злополучную муфту и протянул Штерну. Вид её был столь омерзителен, что директор попятился.

– Ну-ка, брат Турбинов, посмотри, что это?

– Муфта это дореволюционная, – сразу определил тот. Затем смело взял изделие в руки и понюхал.

– Чем пахнет? – поинтересовался директор.

– Дерьмом мышиным. Есть немного нафталина, мездра пованивает – пропала мездра. Однако дерьма все же больше. В этой муфте не одна тыща мышей вывелась.

– Ну, в общем понятно, – подвёл итог директор. – Ты пока работай, Тютюнин, рабочий день ещё не закончился, а мы пойдём совещаться на тему, что с тобой делать. Возможно, ты уже сегодня будешь уволен.

– Возможно уже сегодня! – радостно повторил Фригидин и убежал вслед за Штерном и Турбиновым.

Тяжело вздохнув, Серёга почесал макушку и вернулся к уже недолгим служебным обязанностям.

Думать о том, что он скажет жене, ему не хотелось. Зато он отлично знал, что скажет Лехе Окуркину за его подарочек.

У стойки выстроилась очередь из жаждущих сдать меха, и до четырнадцати ноль-ноль, когда приёмка закрывалась на обед, Серёга успел принять три собачьи шубы, кротовую поддёвку, шкурку зайца и артефакт неизвестного происхождения, который ему отдали за так, в нагрузку к зайцу.

Заперев изнутри дверь, Серёга вернулся к себе за стойку и, подумав, отправился в уборную. Там в поломанном бачке всегда шумела вода, а шум воды Тютюнина здорово успокаивал.

«Работу сразу искать не буду, – размышлял он. – Надо ждать хорошего места, где человека ценят».

Почувствовав себя немного лучше, Серёга вернулся в приёмку и застал там Фригидина.

Нагнувшись над тумбочкой Тютюнина, бухгалтер торопливо жрал сахар.