Тыы-ы! Давай сбежим отсюда вместе!.. - страница 12

стр.

Было почти уютно. Я, как зайчик:-), лежал на своей койке и читал. Вечер был на редкость тихий для нашей общаги. Я читал. И параллельно, независимо от книги, начал ощущать, что может быть как-нить всё наладится… золотой теплый свет стал просачиваться откуда-то издалека.

Раздался стук в дверь.

— да! — крикнул я, не вставая.

Дверь приоткрылась.

— Можно войти?

И она вошла.

С запахом беды. С запахом этих её змеиных духов. И сразу — ко мне. Лежащему. Как-то так нависла над, что разговор пришлось начать лёжа. Не совсем ловко было вставать.

Яйца перекатывались под трико.

Она именно туда и уставилась своими очками.

Но я встал. Непрерывно «выкая», она понесла изощрённую филологическую хуйню. Типа: она узнала, что тема моего курсовика очень созвучна теме её диплома. Она часто сглатывала с тихим причмокивающим звуком. Как если б у неё пересыхало во рту. Или очень хотелось есть. Она специализировалась на… угадайте с трёх раз!

Правильно! на Достоевском.

Я же до момента встречи с Тианой изучал проблемы бессознательного в творчестве Достоевского.

Хи-хи! А именно — проблемы двойничества. После знакомства с Тианой я навсегда разлюбил Достоевского и все бессознательные проблемы. В её речи была пепельная мгла. Больной сумрак больниц. Край жизни. Навсегда. Меня передёргивало — я сам был не так давно оттуда.

И не хотел обратно.

Ни-за-что!!

Я разговаривал с ней издалека — из-за забора. Но пришли мои однокомнатники, к тому же нам обоим хотелось курить.

Мы вышли в коридор. К окну в торце.

Курили.

Дистанция сократилась — до вытянутой руки. Её мертвые голодные глаза теперь не отрывались от моего лица.

— Я так давно-оуу ни с кем не целовалась! — вдруг сказала она. С полустоном. Причмокнув. Я смотрел на её лицо. На её серую больную кожу, в крупных порах, замазанных крем-пудрой. И мне хотелось ударить её в грудь. Вместо этого я сказал, что мне тоже типа несладко — человека, которого я люблю, я не смогу поцеловать ни при каких обстоятельствах. Я не знал точно, кого имею ввиду: таких человеков для меня в ту пору было минимум двое. Но это было правдой. Ох, какой это было правдой! Она придвинулась ещё ближе и стала уговаривать поехать с ней.

Она говорила громко. Я был уверен, что ребята из соседней комнаты всё слышат. В полуметре от их дверей мы зависали уже битый час. Последние полчаса они заинтересованно шастали туда-сюда. Мне было стыдно. Глубокая волна раздражения нарастала внизу меня… Мне было стыдно, что меня снимает такая отвратительная женщина. Я хотел быстрее с этим покончить. Не хотел свидетелей.

Я поехал с ней.

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

Мы приехали в однокомнатную квартиру. Там жили её младшая сестра с мужем и ребёнком.

Они спали.

Мы прокрались на кухню.

Свет нельзя было включать. К счастью. Расположились на холодном полу. На какой-то подстилке.

Курили в форточку. Она шептала что-то полуразборчиво мне на левое ухо и причмокивала.

Потом увлекла меня на подстилку.

Общими усилиями мы сняли мои брюки и плавки. То, что она втянула себе в рот, было полувосставшим и немытым со вчерашнего вечера.

Пару раз она подавила рвотный рефлекс. Процесс явно затягивался. Через какое-то время она выбилась из сил.

Предложила мне помочь себе рукой.

Я помог. Себе? Когда стало подходить, я опять почувствовал её холодные губы.

Они втянули в себя всё до капли. И тут же страшная пустота зияла в моей спине. Адский холод. Жизнь отшвырнула меня, как дырявый пакет, и утекала, разбегалась во все стороны.

Я почти терял сознание. Но моё тело сработало само по себе. Оно встало, в два прыжка оделось и оказалось в прихожей, не сказав ни слова.

Она удерживала, шептала на ухо.

Щёлкнул замок. Я оказался на воле, в ноябрьских предутренних вихрях тьмы.

Свежайшей тьмы.

Я пошёл в общагу пешком через пустой город. На середине пути необъятная радость волной подняла меня над виадуком, по которому я шёл. Я будто увидел всё сверху: ночной город, мою дорогу, дороги других существ, потоки, реки, запруды и омуты времени, новое время, как марево надвигавшееся с горизонта. Всё во мне запело от счастья. Всё пело — дорога впереди, вся моя запутанная жизнь, которая оказалась чудесной.