У каждой улицы своя жизнь - страница 10

Каждый, кто приходит, сразу замечает, насколько обезличенными, заброшенными стали вещи. Какая стремительная, враждебная сила! Близкие люди, жившие рядом с тем, кто уже покинул этот мир, подавлены горем, бесцельно бродят по квартире, без устали повторяют, как все произошло... Громко отдают распоряжения, не обращая внимания на посторонних — свидетелей разрушения самого сокровенного, — а кто-то уже протягивает ключи, связки ключей, которыми до вчерашнего дня запирали то, что хотели скрыть или уберечь от постороннего взора.

— Посмотри у него в ящике...

В таких квартирах царят полумрак, спертый воздух, запах увядших цветов и едкий дым горящих или только что погашенных свечей, зажатых в пальцах тех, кто еще способен зажигать...

Кто-то идет по коридору, протягивая руку для пожатия или подставляя щеку для поцелуя тем, кто приходит. Жизнь, жизнь! Она бурлит в жилах множества людей: они говорят, двигаются...

Откройте двери! Пусть входят живые, пусть окружают нас, пусть согреют своим теплым дыханием холод этого визита... Пусть вокруг нас звучит их говор, а кто-то даже засмеется. Этот смех режет слух, но приносит облегчение. Пусть смеется, чтобы с негодованием заглушить этот вопль, в который превратилась наша душа, вопль, который пронзает нас насквозь и рвется наружу.

Ретивая подруга скажет:

— Давай помолимся...

Но мы еще не смирились со смертью, еще не готовы произносить молитв, положенных в таких случаях; наша душа только один сплошной вопль, ни к кому не обращенный, но вполне определенный, — а кто-то уже вкладывает нам в руки четки, и мы повторяем слова, которые звучат то тише, то громче, то воспламеняются, то угасают. Реагирует лишь плоть. Разум отказывается понимать, испепеляет любые доводы, доискивается, требует. А душа вопиет. Уже потом она застонет, будет казнить себя, просить передышки... Еще пять минут. . Всего пять минут. . Эти лишние пять минут, о которых мы молим — последнее желание обреченного, — необходимы нам, чтобы успеть сказать или сделать то, чего не успели сказать или сделать тем, кто теперь покинул нас.

У живых людей — и тех, кто приходит, и тех, кто уже пришел, — находятся для нас слова неожиданные, искренние, невразумительные. Никто не посмеет солгать перед лицом столь неприкрытой, очевидной правды. А если кто-нибудь и пытается украдкой протащить ложь, то тут же со страхом опустит взгляд на окоченевшее тело покойника, словно в нем еще сохранилась сила, способная опровергнуть эту клевету и дать ей отпор.

Откройте двери, ради всего святого... (Кто находился рядом в минуту его смерти, боязливо отводят взгляд в сторону, чтобы не видеть покойника, который лежит среди них безучастный ко всему.)

Откройте двери! Пусть я уйду, пусть придут другие, тяжело дыша, но с живым дыханием, живым лицом, живыми глазами, руками.

Дверь квартиры Вентуры была приоткрыта. Дверь темного полированного дерева, ставшая матовой от постоянного мытья. Какой-то величайший покой, безмолвие, почти смирение исходили из этой слегка приоткрытой двери.

Кто-то осторожно наблюдал за ними в глазок. Эсперанса почувствовала странную слабость.

"Мне следовало бы позавтракать. Недостает еще, чтобы у меня закружилась голова. Нет!"

Фройлан толкнул дверь и вошел первым, догадавшись о минутной слабости Эсперансы.

Служанка, подсматривавшая в глазок, отпрянула назад и оказалась прямо перед ними. Она едва пролепетала:

— Извините.

Видно было, что она сильно напугана. Зрачки ее глаз округлились почти во всю ширь радужной оболочки. Эсперанса заметила, что та обута в альпаргаты на босу ногу, и невольно подумала: "Одна служанка на все случаи жизни".

Это наблюдение придало ей силы. Вентура... глупый! Вот, оказывается, как он жил.

— Проходите внутрь.

Служанка кивнула в сторону коридора, прижав руки к переднику. Она явно ждала их по чьему-то поручению, чтобы встретить и проводить в комнату. Фройлан подумал: "Она боится покойников".

Очевидно, служанка дожидалась их, подсматривая в дверной глазок в надежде, что они вот-вот придут. Или же это занятие успокаивало ее, поскольку на лестничной площадке и на самой лестнице господствовал обычный покой, не имевший ничего общего со смертью, и служанка как бы находилась в квартире, но вместе с тем и нет.