У колыбели науки - страница 8

стр.

.

Хочет этого ученый или нет, над ним господствует определенное мировоззрение, определенная философия: либо это философия научная, то есть диалектико-материалистическая, либо ненаучная.

Недиалектическое мышление нередко встречается и у весьма ученых мужей, которые смотрят на науку как на кладезь готовых премудростей, до отказа напичкивают ими свою память, не делая, однако, это чужое духовное богатство своим собственным богатством. Маркс в таких случаях восклицал: какая польза мне от человека, знающего всю математическую литературу, но не понимающего математики?

Сталкиваясь с противоречием действительной жизни, недиалектическое мышление отворачивается от него как от абсурда, а в лучшем случае цепляется за одну сторону противоречия, возводя ее в абсолют. Оно тяготеет к прямолинейным суждениям о мире: «да — да, нет — нет, а что сверх того, то от лукавого».

В течение многих десятилетий исследовательская мысль физиков билась над проблемой: имеет ли свет корпускулярную или волновую природу? Частица или волна? Вот поистине гамлетовский вопрос, который мучил физиков. «Или — или» — другой альтернативы метафизический подход предложить не мог, пока не явился де Бройль и не сломал этот сложившийся и закрепленный веками стереотип физического мышления. Он взглянул на природу света глазами диалектика (хотя и стихийного) и увидел нечто совершенно новое, небывалое, на первый взгляд фантастическое, как сфинкс, как кентавр, — увидел то, чего никому до него увидеть было не дано: единство волны и частицы, дискретности и непрерывности — воплощенное единство противоположностей в их непрерывном движении.

Но еще античная философия объяснила движение как единство дискретности и непрерывности пространства и времени.

Учиться мыслить диалектически — это значит задавать природе такие вопросы, которые ей никто еще не задавал, искать новые, неожиданные пути для нерешенных проблем, не уходить от острых вопросов, противоречивых ситуаций, а стремиться постигнуть их в этой остроте и противоречивости. Именно это обстоятельство имел в виду молодой Маркс, когда писал, что «первой основой философского исследования является смелый свободный дух».

Мыслить диалектически — это значит постигать действительность как сложный, противоречивый процесс непрестанного развития и изменения, это значит мыслить в категориях, наиболее полно и глубоко охватывающих этот процесс.

Чтобы лучше постигнуть существо культурного, то есть диалектического мышления, стоит сопоставить его с антиподом — мышлением рассудочным, обыденным, обывательским.

Обыденное сознание — это совокупность мнений, почерпнутых из повседневного житейского опыта, довольно часто — из некритического и наивного восприятия лежащих на поверхности явлений, из веками накопленных предрассудков и догматов. Обыденное сознание с присущим ему «здравомыслием» доверяет только тому, что можно «пощупать», но в то же время удивительно легко и безоговорочно принимает на веру представления, освященные ореолом «общепринятости», как бы бессмысленны они ни были и как бы ни противоречили новым фактам и доводам[8].

Вот почему это сознание склонно по самой природе своей бездумно и трусливо преклонять колени перед авторитетами, будь то авторитет церкви, титула или ученого имени. Так, в средние века из идей Аристотеля — «самой универсальной головы среди греческих философов» (Маркс) — сделали своего рода молитвенник, его авторитетом подкрепляли авторитет религии. И когда некоего иезуитского профессора XVIII века пригласили посмотреть в телескоп и убедиться, что на Солнце есть пятна, он ответил астроному Кирхеру:

— Бесполезно, сын мой. Я два раза читал Аристотеля с начала до конца, и я не обнаружил у него никакого намека на пятна на Солнце. А следовательно, таких пятен нет.

Верхом своего «творчества» в науке такое мышление полагает схематизацию уже добытых результатов в набор догматов, конструирование закостенелых — вечных и неизменных принципов и систем, сквозь ячейки которых, как сквозь сито, отсеиваются все «противоречащие» факты и выводы. Дескать, тем хуже для фактов! Загадки противоречия и парадоксы природы, вместо того чтобы вдохновить на поиск, пугают его. Оно прячется от них под крыло привычных и утешительных сентенций: «Сие есть таинство, и постичь его никому не дано», «Таков промысел божий», «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».