У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем - страница 31
По возвращении меня ждал сюрприз, который лучше ведра колодезной воды помог проснуться. И все из-за привычки ходить по лесу в поисках полезных трав, стараясь не нарушать покой зверья, да ботиночки из мягкой кожи помогали ступать неслышно.
Отодвинув полог кибитки, я озадаченно уставилась на Марийку, увлеченно рывшуюся в моей знахарской корзине:
– Ты что там ищешь?
Она испуганно дернулась и злобно зашипела, сжимая в руке пузырек из темного стекла:
– А ты думала, никто не догадается, почему от тебя не пахнет?
– Ты о чем, Марийка?.. – попыталась я напомнить о ее нахальной, если не сказать больше, выходке – дома еще никому в голову не приходило лазить в мои вещи.
– Да все ты понимаешь, я же по лицу вижу, – продолжала злиться девчонка, но голос не повышала, шипела, опасаясь других свидетелей своего непотребного поведения. – Все говорят, что ты сильная травница, и знахарка к тому же. Разве ж такой нужен князь пришлый, да еще с гаремом? Позор-то какой! Все ясно, любезная лу Савери, понятно, почему созрелая кошка до сих пор плат носит и запах прячет. Что я – дура, по-вашему?! И гарем тот княжеский треклятый мне и даром, и за золото ненать!
– Стой! – в панике дернулась я к Марийке, когда она, выплеснув гнев, глотнула из пузырька.
Я прыгнула в кибитку и схватила ее за руку, чтобы залпом не осушила. И только после того, как увидела, что там за отвар хранится, у меня от сердца отлегло.
– Поздно хватились! – усмехнулась чересчур шустрая девчонка. – Я уже спаслась! Кому нужен шакал без запаха? И без таких способностей, как у вас, лу Савери?
Я приложила ладонь ко лбу, чуть сдвигая ленту, удерживающую плат, и облегченно выдохнула:
– Ты что натворила, дурочка?!
– Я себя спасала и плевать на все хотела! – гордо, уверенно заявила Марийка. Ткнула пальцем на пузырек с надписью «Запор»: – Думаешь, я такая же глупая, как Глаша? И не догадаюсь, как ты свой запах перебиваешь?
Теперь я взглянула на нее гордо и уверенно, усмехнулась, представляя, что скоро начнется, и с чистой совестью пообещала:
– Знаешь, придется тебе, умница-разумница, на своих ошибках учиться! Полезно для такой нахалки, чтобы в следующий раз в чужую корзину не лезла и в рот не тащила неизвестно что!
Марийка сперва насторожилась, а потом беззаботно махнула рукой:
– Ой, да ладно пугать-то. Просто ты боишься, что кто-то прознает о твоем секрете. Ну что будет-то? Написано же: «Запох». Ну выпила я немножко кислятины этой…
Тут уж я не выдержала, криво усмехнулась и раскрыла секрет:
– Видишь ли, грамотейка липовая, этот отвар для стариков предназначен. У них частенько живот пучит, да запорами маются. А этот отвар помогает… расслабляет… очищает… кишки болезным. – Пока перечисляла, выражение торжества на симпатичном личике шакаленка сменялось недоумением, сомнением, страхом. – Ошиблась ты, догадливая наша, не «Запах» тут написано, а «Запор». Просто последняя буква стерлась!
Я нашла в кибитке новый глиняный горшок, раздобытый Мараном, после того как первый не выдержал удара о крепкую разбойничью голову, и сунула его в руки Марийке, не без ехидства посоветовав:
– Бери-бери, горюшко, не стесняйся. Дня на два вы с ним сроднитесь ближе некуда, потому что отварчик мой хороший, я плохих не держу, а выпила ты достаточно, чтобы за троих пронесло. Ехать нам с тобой теперь хлопотно будет, зато на смотрины к князю явишься как новенькая, очищенная и благоухающая.
Дальше громкий, рычащий звук, издаваемый Марийкиным животом, был тому подтверждением.
– Ой! – пискнула дуреха, испуганно обхватывая себя руками, и поспешила к пологу.
– Заодно лопухов с собой набери. Да побольше! – крикнула я ей вдогонку.
Неунывающая и неумолкающая Глаша, не выдержав длительного молчания и заметив трусивших мимо нас на кобыле двух седоков – парня, крепко и бережно обнимавшего девушку, – вернулась к излюбленной теме:
– Маманя сказала, что любовь, она такая, всегда неожиданно приходит…
На другом конце повозки маялась животом Марийка, стыдливо прикрывшись от нас на горшке одеялом, издавая уже изрядно надоевшие звуки, сопровождаемые скверным запахом. Мы с подругой по несчастью дружно уткнулись носами в платки, пережидая очередной приступ.