У меня не было головы, а мои глаза парили в воздухе - страница 6

Они убили меня — и, как бы сильно я ни возмущался, убийство я мог понять. Но почему они не оставили все как есть? Это лежало за пределами моего понимания. Смерть решала все их проблемы. На кой им понадобилось копаться в завалах, разыскивая ошметок моих мозгов, необходимый для моего воскрешения?

Пока я обдумывал их мотивы, внутри меня начала вздыматься волна ярости. Их не устраивало одиночество, им было скучно, вот они и сделали из меня безделицу — куклу, которая бы их забавляла. Но, на сколько я их знал, забавлять игрушка должна была издалека, на таком расстоянии, чтобы не представлять никакой опасности. Хотя я не мог даже предположить, какой вред мог я причинить им, не имея рук.

Однако, Богом клянусь, им не уйти от наказания!

Я изыщу способ проникнуть на корабль и уберусь с этой планеты. Затем разыщу человека или какое-нибудь другое существо с руками или их подобием, и заключу с ним соглашение. И вот тогда вонючие омары распрощаются со своими жизнями.

Я согнул глазной стебелек и попытался толкнуть им крышку люка. Однако силы в стебельке было совсем немного. Удвоив напор, я надавил еще раз, и крышка хоть и чуть-чуть, но приоткрылась. Я продолжал толкать — люк медленно смещался внутрь корабля и наконец распахнулся. Кому нужны руки, подумал я, торжествуя. Если с помощью глазного стебелька мне удалось открыть люк, то после некоторой практики я, пожалуй, наловчусь и кораблем управлять.

Эй вы, там, сказал я, лучше прямо сейчас начинайте углублять свои норы, потому что, хотите верьте, хотите нет, я к вам вернусь. Никто не смеет сотворить со мной то, что сотворили эти клоуны, и остаться безнаказанным.

Я продвинулся немного выше, намереваясь забраться в люк, и обнаружил, что у меня ничего не получается. Просто, я был слегка крупноват. Не то, чтобы слишком. Самую малость. Я толкался и протискивался, извивался и крутился всеми мыслимыми способами. Неважно, что я делал, но тело было чересчур большим.

Все просчитали, подумал я. Ничего не упустили. Не оставили ни одной лазейки. Они не снабдили меня руками и, замерив люк, сделали мое тело немного крупнее — не слишком, но достаточно. Они позволили мне уйти и теперь покатывались в своих норах со смеху. Но придет день, когда я заставлю их об этом пожалеть.

Однако все эти мысли не значили ровным счетом ничего, и я прекрасно это понимал. Я не мог заставить их пожалеть. Не мог никуда улететь и не мог ничего сделать. Я не мог попасть на корабль, а если я не мог попасть на корабль — значит не мог и с этой планеты убраться. У меня не было ни рук, ни головы, а если у меня не было головы, то, следовательно, не было и рта. Как человеку питаться без рта? Неужто, они обрекли меня не только на заточение на этой планете, но и на голодную смерть?

Я сполз на землю. По пути вниз меня трясло от страха и злости, и поэтому приходилось соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не сорваться и не упасть.

Спустившись, я тут же улегся рядом с кораблем и попытался, разложив все по полочкам, взглянуть на ситуацию в целом.

Человеком я больше не был. В уме я, конечно, все еще оставался им, но внешне, безусловно, — нет. Я застрял на этой планете и уже не вернусь к человеческой расе. Но даже если бы удалось вернуться, о многих вещах теперь можно было забыть. Я больше никогда не завалюсь в койку с какой-нибудь красоткой. Не отведаю стейка. Не опрокину стаканчик-другой виски. И при моем появлении мой собственный народ станет либо потешаться надо мной, либо разбежится в страхе — и я никак не мог решить, что из этого причинит мне большую боль.

На первый взгляд, казалось невероятным, что омары были способны на нечто подобное. В голове не укладывалось, что шатия луговых собачек, внешне похожих на то, чему самое место на обеденной тарелке, могут взять кусок мозга и создать из него новое живое существо. В них не было ничего, что наводило бы на мысли о таких способностях и знаниях. Никакие признаки не указывали на то, что омары есть нечто другое, нежели то, что они собой представляли: вид существ, обзаведшихся кое-каким интеллектом, но не добившихся особых достижений в культуре.