У нас на дворе - страница 13

Мне даже обидно стало: почему не я придумал этот самый заслон?

Валя поджала губы, посмотрела на потолок:

— Вообще-то, конечно, здорово… Но… надо это всесторонне обдумать… Трезво взвесить…

Тут же, в столовой, ел кефир Виктор Горышин из восьмого «а».

— Тут и взвешивать нечего, — вмешался он. — Это что ж получится демонстрация? Советские школьники демонстрируют, да еще с плакатами, против советского стройтреста?! Предупреждаю, Валя, будет скандал… Политический скандал!

Валя задумалась. Я тоже.

«Черт его знает. Может, в самом деле, это вроде забастовки? И потом никогда не слышал, чтобы у нас, в Советском Союзе, выставляли какие-то заслоны. Это в Америке, когда штрейкбрехеров на завод не пускают…»

— Так, — прищурил глаза Тимка. — Значит, сдрейфили? Политический скандал? А какой тут скандал? Просто не позволим прорабу ломать деревья. В общем, Валя, хочешь — давай организуй. Нет — я сам подобью ребят. Из принципа.

— Постой, не кипятись, — сказала Валя. — Посиди минутку. Остынь. А я пока пойду подумаю.

Она вышла из столовой.

«Знаем, как ты подумаешь, — усмехнулся я. — В райком пошла звонить».

Валя всегда чуть что — звонила в райком. Советовалась.

— Пойдем, — сказал Тимка.

Мы вышли из школы, завернули на волейбольную площадку. Там все еще шло сражение. Я рассказал игрокам про Тимкин проект.

— А что?! — ребята сразу загорелись. — Даешь!

Мы кинулись в пионерскую комнату. Вовка Шварц — наш лучший художник на огромном листе картона кистью размашисто написал:

А сбоку Вовка нарисовал самого Цветкова. Вовка, правда, никогда не видел прораба, рисовал по нашим подсказкам. Получился длинный дядя в высоких сапогах и синей куртке. Правой рукой он клал на стенку кирпич, а левой сгибал дерево в дугу, вот-вот оно треснет. Лицо у прораба зверское, и весь он похож на буржуя, как их рисуют на карикатурах.

Когда мы уже прибивали плакат к палке, пришла Валя.

— Ну? — ядовито спросил Тимка и прикрыл глаза. — Обдумала?

— Охранять зеленые насаждения — прямой долг пионера, — ответила Валя. И быть грамотным, между прочим, тоже долг пионера. — Она ткнула пальцем в плакат. — После «прохожий» надо запятую. Обращение. Поправьте.

…Когда мы вшестером пришли на стройку, прораб сделал вид, будто не замечает нас.

Едва мы воткнули в землю возле искалеченных тополей палку с плакатом, сразу стала собираться публика. Люди смеялись, переговаривались, шумели.

Прораб со стены то и дело поглядывал на нас. Ему, вероятно, хотелось узнать, что написано на картоне. Но плакат был повернут к улице, и прораб видел только оборотную сторону. Тогда он спустился со стены и, покуривая сигарету, словно невзначай, неторопливо прошел мимо нашего картона.

Я видел — лицо его побелело, потом вдруг сразу побагровело.

«Пристукнет Тимку», — подумал я.

Но прораб сдержался. Повернул и так же неторопливо зашагал на свой объект. Наверно, ему очень нелегко было идти так медленно, так солидно, но он все-таки выдержал взятый темп до конца, пока не скрылся в своей кирпичной коробке.

— Молодцы, ребята! — говорили прохожие.

— Боевые парнишки!

Люди шутили, громко отпускали всякие замечания насчет горе-строителей. Но прораб больше не показывался.

— Похоже, решил просто не обращать на нас внимания, — шепнул я Тимке.

— Ничего. Обратит, — сказал Тимка. — Мы его допечем. Нынче не поможет, завтра придем.

И все-таки прораб не выдержал.

Вылез из своей кирпичной крепости, подошел к Тимке.

Я насторожился.

Прораб, сунув руки в карманы, стал перед нашим плакатом, будто только сейчас его заметил, и принялся внимательно разглядывать рисунок.

— Похоже, — вежливо одобрил он, хотя, честно говоря, портрет был вовсе не похож. — Только вот усы… А я ж без усов…

— Точно, — так же спокойно и деликатно согласился Тимка. — Но не огорчайтесь. Вовка Шварц, наш главный художник, мигом побреет вас!

В толпе засмеялись.

— И кепка вот, — говорит прораб. — У меня синяя. А тут какая-то рыжая…

— Непорядок! — подтвердил Тимка и скомандовал: — Эй, Вовка! Не забудь потом и кепочку гражданину прорабу сменить!