У нас в Крисанте - страница 12

Михэлука сидит съежившись на завалинке. На нем новая пикейная, в синюю крапинку, курточка, а в руках — сумочка с зеленым петушком. Да, теперь он ничей! И ни к чему ему теперь сумочка… Ведь в школу теперь он не пойдет! Один Цаки будет учиться. А Михэлуку дядя заберет с собой в Крисанту. Дядя говорит, что там Михэлука будет играть со своим двоюродным братом, с Бенони. Но Михэлука никогда и в глаза не видел этого Бенони. Да и знать его не хочет! Не будет он играть с Бенони. Ему хочется только плакать, и на сердце так тяжело, словно навалился на грудь большой камень и не дает дышать. По лицу мальчика непрерывно текут слезы, и он совсем охрип от плача. А веки так горят, словно в глаза насыпали песку. Из каморки доносится шорох шагов и шепот тетки Олимпии: она собирает вещи. Дождь утих, показалось солнце, и над холмом прояснился уголок неба.

У ворот их уже поджидает телега деда Хадеша с Арабеллой. Дядя Гаврила попросил старика отвезти вещи в Крисанту. И что это за Крисанта? Незнакомое и странное название пугает мальчика. Взрослые ушли к бабке Текле, которая устроила по маме поминки. Хромой дядя хотел взять с собой и Михэлуку, обещал дать ему конфет, но Михэлука не пошел. Его звали и старые друзья — Цаки и Моки. Но он и к ним не пошел. Фифица принесла даже два яблока и перебросила через забор, но Михэлука не двинулся с места, чтобы их поднять. Сидит и прислушивается, как тетка собирает вещи. Дядя Гаврила вытащил во двор их большой сундук, на крышке сундука лежат две подушки, завернутые в коврик с зелеными петушками. Тетка все в мамином сундуке переворошила, но нашла там только вышитую красными деревцами скатерть и старое красное шерстяное одеяло, которое как-то зимой привез маме дядя Гаврила. Тетка Олимпия чем-то очень недовольна. Она рылась даже в подушках, но и там ничего не нашла. Искала она и за трубой, и в печи, и под потолочной балкой. Михэлука не знает, что́ именно тетка ищет, но рад, что она ничего не находит… Исподлобья следит он за теткой и шарахается в сторону, когда она пытается его приласкать. Почему-то он сразу невзлюбил ее. На маминых похоронах даже не всплакнула, а теперь копается в их опустевшей каморке.

— Гаврила, а Гаврила! Куда она могла их деть? Куда она их засунула? — то и дело повторяет тетка.

Дядя Гаврила шепотом ругает ее:

— Да ты, баба, совсем рехнулась! Я же тебе говорил: старый барин дал Рафиле всего тысячу лей. И то только потому, что испугался, как бы Томе́ка не пожаловался в профсоюз.

— А мне барин сказал, что дал Рафиле два петушка[3]. Ты ей их отвез, не сказав мне ни слова. Зачем оставлять тут золото? Чтобы жена Пэлтэгуцы его себе забрала?

— Ты совсем спятила! В жизни я золотого петушка не видел!

А Михэлука крепко прижимает к груди сумочку с вышитым зеленым петушком… Может, тетка про этого петушка говорит? Наверное, приметила, что на коврике остались только три петушка. Но он ни за что не отдаст ей сумочку! Михэлука надевает на шею красную лямку и старательно засовывает сумочку за пазуху. Пусть поищут!.. Сумочку мама сшила для него, только для него… Мама! Его мамочка! На глаза мальчика снова навертываются слезы и медленно катятся по осунувшемуся личику.

Но отчего она умерла? Неужто дядюшка Тасе прав и у мамы хлынула кровь из носа и рта, оттого что она весь день под проливным дождем таскала на себе глину? А бабка Текла говорит, что у мамки загорелись легкие. Как это могут загореться легкие?

В тот вечер мамка совсем не казалась больной. Отмылась от глины, подмела корчму, дала корм свиньям и принялась щипать перья… Когда крестная приказала разыскать Михэлуку, мамка притворилась, что не заметила его за бочкой с огурцами. Хотела избавить Михэлуку от ненавистной ему щипки перьев. Михэлука все хорошо помнит. Из корчмы он убежал растерянный. Дядюшка Тасе хотел купить ему леденец, а господин Пэлтэгуца пожадничал и леденца не дал! Мамку Михэлука нашел в кладовой — за щипкой перьев. Дверь в кухню была раскрыта, и крестная пекла блинчики. Они громко шипели на сковороде, а растопленное масло так чудесно пахло, что у Михэлуки слюнки потекли.