У нас в Крисанте - страница 19

— Что ты сказала? У этой бесстыдницы ребенок? Не смейте даже имени ее упоминать! Чтоб ноги ее здесь больше не было!

Олимпия с плачем сказала, что тогда и Гаврила уйдет, но барин был неумолим.

— Пусть убирается!

— В таком разе придется и мне уйти. Мы, барин, решили обвенчаться! Отдайте нам обещанные два погона земли и пару волов.

— Землю? Волов? — заорал в бешенстве барин. — А больше вам ничего не потребуется, разбойники? Убирайтесь вон, вон!..

Жизнь в Крисанте так и не вошла в свою колею, хотя в трех парадных комнатах поселились другие немецкие офицеры, на дверях винного погреба были навешены новые, двойные замки, свиньи опоросились, наседки вывели новых цыплят, а фруктовый сад, огород и пасека к осени покрыли все убытки.

Покой Кристу Крисанты был нарушен другими, куда более тревожными событиями. В один прекрасный день насовсем ушли немецкие офицеры: победоносная Советская Армия непрерывно гнала гитлеровские полчища. Яссы были уже освобождены, соседний поселок стал жертвой бешеной ярости отступающих фашистов, забросавших его бомбами, и хозяин Крисанты притаился, как крыса, пойманная в собственной норе. Покинуть усадьбу он не решился, хотя в ночь на 23 августа[7] его сосед, Паул Попеску, и заехал за ним в Крисанту на сером «Оппеле».

Сломя голову промчался Попеску по главной аллее и вихрем ворвался в комнату Кристы Крисанты.

— Что же вы, сударь, сидите? Надвигается катастрофа! Здесь оставаться больше нельзя! Едемте вместе! Я в машине один и могу взять вас с собой. Попытаемся добраться до моей виллы в Синая[8].

На какое-то мгновение Кристу Крисанта чуть не поддался соблазну. Он бы мог поехать, захватив с собой заветный кожаный саквояж… Но тут же у него появилось страшное подозрение, и он пытливо уставился на своего соседа.

Паул Попеску был человеком высокомерным и суровым. В разговоре он немного картавил, а выдающаяся нижняя челюсть придавала ему сходство с бульдогом. Попеску часто бывал за границей и одевался всегда изысканно и с большим вкусом. А теперь на нем был старый комбинезон, какие обычно носят механики или рабочие, а кепку он надвинул на глаза. «Вот черт! Где он раздобыл такую одежду?» — удивился Кристу Крисанта и от промелькнувшей в уме страшной догадки почувствовал легкий приступ тошноты: «Этот разбойник хочет взять меня в машину, чтобы спасти свою шкуру. В случае чего сыграет роль шофера, а меня выдаст за помещика! Вот негодяй!..» Господин Крисанта покачал головой и ответил ровным, тихим голосом:

— Нет, господин Попеску, до Синая меня не довезти! Вы же знаете, как я болен! Останусь здесь, будь что будет…

И старый барин никуда не уехал. Он созвал своих шестнадцать слуг, выплатил им до копейки жалованье и тихим, ровным голосом заявил: «Я вас сюда вызвал, дорогие мои, чтобы сообщить, что могу оставить в своем хозяйстве только двоих слуг. Пока положение дел не прояснится, со мной останутся Гаврила и Олимпия… Я оставлю тех, кому больше всего задолжал. К тому же я давно с ними условился, что оплачу их труд не деньгами. Я отдаю им луговину с домиком. Кроме того, для обзаведения хозяйством они получат от меня лошадь и корову».

Олимпия разрыдалась и кинулась целовать хозяину руки.

— Дай вам бог здоровья, барин! Да вознаградит вас бог за вашу добрую и милостивую душу!

Таким образом Кристу Крисанта сумел сохранить свое имущество и после освобождения страны от фашистов. Не надо было ему больше бояться и возвращения Емилиана. Извещение о том, что Емилиан Крисанта пропал без вести на Ясском фронте, он воспринял как настоящее избавление от всех мук. Смерть своего недостойного сына старый барин теперь использовал вовсю. Защищаясь от аграрной реформы и новых законов народно-демократического строя, он с документом в руках доказывал, что никогда не был ни помещиком, ни эксплуататором. «Просто всю свою жизнь управлял имуществом, которое мне не принадлежало!»

Теперь Кристу Крисанта боялся только грабителей. Они мерещились ему повсюду, и один из них в его воображении всегда принимал облик Томеки. Механик вернулся из больницы с поврежденной ногой, но здоровым и вскоре нашел общий язык с крестьянами деревень Присэка́нь, Зэворы́та и Сэлку́ца. Он даже принял участие в разделе поместья Паула Попеску.