У самых брянских лесов - страница 5

стр.

Бывало, расшумимся мы, и мама скажет:

— Хоть бы ты, отец, утихомирил их малость! Голова кругом идет…

— Вот я до вас доберусь! Мало не будет! — пообещает батя. Но ни до одного из нас за всю свою долгую жизнь так и не добрался.

— Чтоб я да своего ребенка тронул. Николи рука не подымется.

А когда на широкую батину ладонь попадал малышка и батя подбрасывал его под потолок, трудно было понять: кому из них приятнее?

— Ну, ну, отец, подкидывай всех подряд, — говорила мама. — Право, ты и сам глядишься как малое дитя…

Но когда было надо, мог он крепко постоять за свое потомство. И как-то выходило всегда так: если беда с детьми приключится, он, словно чуя неладное, тут же появлялся на выручку.

Однажды от молнии загорелся на лугу стог барского сена. Поначалу охватило его пламя, а потом сникло — дым повалил. Мы — да к стогу: как не полюбоваться таким редкостным зрелищем. Не беда, что и дождь брызгал. Но тут же к стогу подлетел и управляющий имением на буланом жеребце. И, ни слова не говоря, начал работать увесистой ременной плеткой.

Мы — врассыпную. Но далеко ли улепетнешь от такого наездника. Он настигал нас поодиночке и все злее полосовал плеткой.

— А, молодчики-поджигатели! Будете знать у меня!

Его жеребец, казалось, вот-вот готов был нас вовсе стоптать. Глаза у него налились кровью, с удил пена брызжет.

Но вдруг, с какой стороны, мы и не заметили, появился батяня. И управляющий оказался поверженным на землю. А батя, размахивая его же плеткой, выкрикивал:

— Да я тебе такую Кузькину мать покажу! Век не забудешь!

Наш истязатель, елозя на коленях и защищая руками голову, умолял:

— Стой, Григорьич! На всю жизнь уроком будет…

Большун нам скомандовал:

— Пошли, ребята, бате подможем.

Но наша помощь не понадобилась. Батя встряхнул управляющего и поставил на ноги.

— Ну то-то ж, бродяга! — промолвил он с хрипотцой. — За детишек сничтожу. Нашел, с кем в войну играться…

Управляющий вскинулся на жеребца, злобно глянул на батю и был таков. А мы, сгрудившись в одну стайку вокруг отца, удалились к себе в хату. Батяня сказал:

— Ох, беды с вами наживешь. Недаром говорят в народе: с сильным не дерись, с богатым не вяжись. — И, подумав, неожиданно добавил: — Да и то сказать — черт те нес на дырявый мост…

— Батя, мы бы тебе подсобили!

— Ну-ну, помощники мои! Племя зеленое! — улыбаясь, отозвался отец и надолго задумался. Видно, всерьез опасался теперь лишиться своего места. А каково было с таким семейством остаться без заработка? Но в тот раз все обошлось.

Вот так он и возился со своим потомством. И вскормить надо было, и вспоить, и заступу оказать, и уму-разуму научить. Дремать в жизни ему не довелось…

5

И могла ли наша мама содержать нас в холе да в воле?

Вот обе руки заняты у нее — месит в квашне опару на хлеб, ногой колышет люльку, а у подола ее толкутся малышки.

— Мам, мам! Возьми на ручки!

Или с ухватом да с чепелой — сковородником — в руках полдня возится возле печи, отрываясь на минутку — подмести, прибрать в хатке. Тут же которого и обмыть, и причесать, и рубашонку из обносков сгородить — все мама.

Она в каждом из нас души не чаяла. И старалась сделать так, чтобы всякая работа казалась нам как бы забавой. А коль видела, что работа нам не под силу, говорила:

— Давайте, ребятки, я сама все сделаю. А вы ступайте порезвитесь малость. А то пройдет ваша пора — и вспомнить не о чем будет…

И как она успевала, как управлялась? Ни жалоб, ни упреков никто от мамы не слыхивал. Но, бывало, невзначай и скатится у мамы слезинка, другая, и тогда сразу облепят ее дети:

— Что с тобою, мама? Почему, мама?

А о чем те слезы — знать было только маме.

Как и отец наш, родилась она тоже в бедной крестьянской семье, а в восемнадцать годков связала свою судьбу с бывшим солдатом. И, не успев оглянуться, стала мамой большой семьи. Призадуматься было о чем.

Коль занедужится маме, все население хатки затихает. Даже маленький Николашка, подняв вверх пальчик, словно показывает: «Ну, тише же вы! Там ведь мама, и нехорошо ей…»

Тут уж много не говорили, кому что и как делать, — понимали с полуслова.

Душно в летнюю пору в хатке — надо освежить воздух. И Большун командует: