У синего моря - страница 7
— Все хорошо. Мальчонка родился, горластый такой. А… я опять про грязь, Матвей. Душа болит, глядя, как они такого крохотного младенца в пыльные шкуры замуровывают. Пеленки никак не хотят, я уж свои предлагала, не берут… Мне бы такого-то парнища! — не сказала, а с болью выдохнула Ульяна.
Именно тогда Матвей заглянул в эти тоскующие зеленые глаза. Она не отвела взгляда, незнакомым Матвею голосом добавила:
— Так вот и живу, нет у меня никого, а чего ищу, чем живу, спроси — не знаю. Иногда до того тошно, легла бы и умерла, и ведь жизни-то нисколько не жалко. Сегодня вот. У людей радость: сын родился. Да ведь чужая радость только на людях греет, ушел от людей — и нет у тебя радости. Так вот и собираю чужую по крохам да на минутки…
«Почему же нет у тебя радости», — подумал Матвей, а спросить не решился. И как-то не шли нужные слова.
Сегодняшнее неожиданное приглашение встревожило Матвея. Ему и хотелось увидеть Ульяну и в то же время какой-то разумный голос говорил: не надо, не ходи… Но Матвей пошел.
Никита и Потапов уже сидели за столом.
— Сколько тебя ждать? — упрекнул Потапов.
— Задержался… Вы, Ульяна Егоровна, извините, без подарка я, не знал…
— Да что вы, какой подарок… Скучно, вот и решили…
— Ульяна Егоровна, сколько вам лет, тридцать есть?
— Немного больше, Никита. Седеть уж стала, хорошо, что волосы светлые, не видно…
Ульяна ладонью провела по огромному светлому пучку. Большие зеленые глаза с какой-то необъяснимой грустью глянули на Матвея.
— Соловья баснями не кормят, — заметил Потапов.
— Извините, заговорилась…
После первого тоста Потапов налил вина еще и, не дожидаясь гостей, выпил. Лицо его бледнело, глаза становились темнее. Веселья за столом не получалось. Матвей взял баян, пальцы легко пробежали по клавишам, мехи, тяжело вздохнув, разошлись.
— Вы, кажется, поете, Ульяна Егоровна? — спросил Матвей.
— Правда, спойте, я слышал — хорошо! — попросил Никита.
Ульяна поправила сбившуюся прядку и запела:
Потапов, закинув ногу на ногу, курил и улыбался:
— Люблю, когда поет…
Сердце Матвея тоскливо сжималось и ныло. Хотелось смотреть в загоревшиеся зеленые глаза женщины, найти в них то, отчего перестало бы ныть… Чтобы не выдать себя, Матвей старался смотреть на расходящиеся и сжимающиеся мехи баяна.
Ульяна допела песню, легонько вздохнула и, виновато улыбаясь, сказала:
— Ну вот и все…
— Еще, Ульяна Егоровна!
Никита весь подался к Ульяне и, по-детски приоткрыв рот, жадно слушал.
Пела Ульяна хорошо, но от каждой новой песни Матвею становилось еще тоскливее. Он думал: «В глазах тоска, в голосе боль такая, что душу рвет, отчего бы?» А Потапов хмуро смотрел на свои сильные руки, шевеля пальцами.
Ульяна смолкла.
Стало тихо, и огонь в лампе показался тусклее, и комната мрачной, неуютной.
Потапов посмотрел рюмку на свет и швырнул к порогу. Ударившись о дверь, она тонко звякнула, разлетелась на полу искристым стеклом.
— Ты что, Николай? — удивился Никита.
— Какой толк пить этими наперстками. Дай стакан, Ульяна.
— Ты и от наперстков пьян…
— Не твое дело, — ровным голосом ответил он.
Ульяна принесла стакан.
Чтобы хоть как-то рассеять наступившее напряжение, Матвей предложил Потапову:
— Слушай, Николай, сходил бы ты на базу, плотников нам надо, может Анатолий Федорович отпустит несколько человек, поговорил бы, а?
Покачивая вилкой, не глядя на Матвея, Потапов ответил:
— Плохой из меня агитатор, боюсь, ничего не получится, — и невесело улыбнулся.
Ульяна завела патефон.
— Уйми ты свою шарманку, ненавижу!
— Пошто, Николай, пускай…
— А я не хочу!..
Сквозь смуглую кожу на щеках Никиты проступил жаркий румянец.
Матвей взъерошил шапку кудрей, посмотрел на часы.
— Друг мой, Никита, не пора ли нам восвояси? Мне предстоит большая дорога…
— Пожалуй, пойдем.
— Что же вы так скоро! — запротестовала Ульяна. — Посидели бы… А ты, напился!
— Молчи, Ульяна! Не хотят, не надо, что ты их держишь?!
— О, господи, как не стыдно!
Глаза Матвея вспыхнули, он прикрыл их густыми светлыми ресницами и тихо сказал:
— До свиданья, Ульяна Егоровна.
Ульяна украдкой смахнула слезу. Накинув пальто, Матвей вышел. За дверью загудел пьяный голос Потапова: он что-то пел. И вдруг от сильного удара кулаком по столу зазвенела посуда.